Любовь на руинах

Забыв о еде, о голоде, я смотрела сбоку на его лицо, озаряемое светом от костра. Слышала, что мужчины разговаривают, но ни слова не понимала. Меня волной накрыла безумная потребность касаться его кожи, чувствовать его дыхание, быть как можно ближе. Пальцы пришлось сцепить в замок, потому что они, не подчиняясь мне, подрагивая, тянулись к Славе. Мой мужчина, мой! Сильный, надежный, ласковый, красивый! Мужчина, рядом с которым не страшно… Тот самый, которого я ждала столько долгих лет. И уже совсем не надеялась, не мечтала даже… И что самое удивительное, он тоже не равнодушен ко мне! Я видела, я чувствовала! Вот снова, в очередной раз, он неспеша поворачивает голову, смотрит мне в глаза, улыбается, немного устало. И я откликаюсь всем сердцем, безнадежно и глупо надеясь на счастье, на будущее вместе…

Перед нами поставили большое металлическое блюдо, доверху наполненное мясом. По внешнему виду кусочки этого зажаристого, но не горелого, аппетитно пахнущего жаркого, чем-то напоминали кролика.

На другом блюде женщина, хозяйничавшая возле костра, принесла несколько лепешек, больших и круглых, давно уже не виденных мною. Уже знакомый коренастый мужичок тут же водрузил в центр стола бутыль с чем-то мутным и несколько алюминиевых кружек. Сам налил из бутыли в них дурно пахнущий самогон и подвинул каждому, не обращая никакого внимания на отказ. Странник тут же отставил в сторону свою кружку и, предупрежденные им, мужчины синхронно сделали то же самое.

Все потянулись к мясу и, взяв кусок, тут же вгрызались в него зубами. И, конечно, это ерунда, мелочь, на которую пятнадцать лет назад я бы вообще не обратила никакого внимания — так и должно быть в мире. Но последние годы я отвыкла от того, что обо мне заботятся, что кому-то небезразличен тот факт, что от меня еда стоит слишком далеко. Слава, прежде чем взять для себя, подал мне кусочек, положив его на половину душистой лепешки. Не знаю, что со мной происходило в тот момент, ведь по сути это — мелочь. Почему вдруг я стала такой сентиментальной. Только одновременно со слюной, заполняющей мой рот, наполнились непрошенными слезами глаза. Я закусила губу до боли, до крови, чтобы только не расплакаться на виду у всех. Мне хотелось сказать ему о том, какой он замечательный, о том, как меня безумно тянет к нему. Но не здесь, не при всех…

Такой еды, вкусной, свежей, умело приготовленной, я не ела уже давно. Нам не мешали. Женщины все также суетились у костра, даже не смотря в нашу сторону. Мужичок ушел. Димон травил байки, с тоской посматривая в сторону бутыли. Красавчик молчал, сцепив зубы. Занятая собой и своими чувствами, я совсем забыла о нем! Перегнулась через стол, накрыла рукой его руку, лежащую на столе:

— Давид, — впервые назвала его по имени. — Давай рану посмотрим!

Он удивленно взглянул на меня.

— Ты ж говорила, что у тебя лекарств никаких не осталось!

— Да, обезболов нет совсем. Но посмотреть, не воспалилась ли она, нужно. Обработать и перебинтовать.

… Я уже почти закончила, когда в кухню вошла комендантша. Она удивленно посмотрела на нас с Давидом, устроившихся в углу стола. Стояла неподалёку и заинтересованно наблюдала за перевязкой. Потом спросила:

— Ты медсестра?

Скрывать правду я не видела смысла:

— Врач. Хирург.

Я сразу поняла, что именно после этой фразы кардинально изменилось ее отношение ко мне. Если до этого Элла видела только мужчин, то теперь расплылась в улыбке, предназначенной мне одной.

— О-о! Тогда тебе тоже нужно увидеть наших деток.

Честно говоря, больше всего на свете, я бы хотела сейчас лечь куда-нибудь на горизонтальную поверхность и заснуть — так устала. Но отказаться не могла.

И вот нас всех, кроме уже все видевшего Странника, повели в темноту длинного коридора, вниз по ступенькам давно умершего эскалатора. Мы спустились в туннель, по которому когда-то ходили электрички. Элла подсвечивала путь сама.

Далеко идти не пришлось. Вдоль стен были выставлены прямоугольники из металлических листов шириной с небольшую комнату и высотой примерно в половину человеческого роста, доверху наполненные землей. В верхней части этих клетей росли всевозможные культурные растения — морковь, свекла, картошка. Прямо так — вразноброс, что где выросло, как будто семена вперемешку были набросаны неаккуратной рукой.

Я не сразу поняла, остановившись возле одного из прямоугольников, что земля внутри него копошится, шевелится. Смогла заметить это только по двигающимся стебелькам несчастной картошки. Я шагнула ближе, чтобы посмотреть, но Ярослав неожиданно перекрыл мне дорогу.

— Они не опасны, не бойтесь, — от комендантшы не укрылось это его движение.

Она посветила в центр ближайшей из клетей и, вытащив откуда-то, как мне показалось, из бюстгалтера (был ли он там вообще под платьем?) свисток, несколько раз отрывисто свистнула.

30. Ярослав

После четвёртого отрывистого короткого свиста, земля в клети начала копошиться так сильно, будто одновременно сотни кротов неожиданно в одном месте поперли на поверхность.