Так же пишутся стихи и романы, которые выкладывают в Интернете, и там вы можете стать звездой, вот от такого искусства надо бежать как можно дальше, отрефлексировать свое пребывание на этом свете стало эпидемией, — ну живет человек, ну чего каждый шаг свой снимать на камеру, вот я на верблюде, а вот мой котик, а вот жена без трусов на даче, смотрите, мы на яхте, а вот закат в Череповце, где я живу и не парюсь, Тагил рулит, ну рулит твой Тагил, а нам надо это знать, с такими мыслями С.С. ехал домой. Настроение было вконец испорчено.
Он приехал домой, достал водки и докторской колбасы, хлебушек, потом подумал, махнул на себя рукой и выдавил в тарелку горку майонеза, который не должен был есть даже по приговору суда. Сел за стол и налил первую, колбаска с майонезом заполнила его, он ел, обливаясь слюнями, вторая не заставила его долго ждать, и пошло-поехало, в телевизоре какая-то размалеванная под клоунессу баба пела песню со словами, которых С.С. так не хватало. То, что было, все уплыло, отболело и заныло, все таким дерьмом заплыло, — конец строчки он придумал параллельно сам, водка сделало свое дело, все уплыло, но только мальчик рядом в кресле в кино не выходил из головы.
Он так был счастлив, этой мальчик, своей первой любовью, и он еще не знает, что будет потом иначе. С.С. хорошо знал, как бывает иначе, но мальчик этого не знает, пусть он не узнает этого никогда, пусть у него все будет по-другому.
Третий куплет он уже не пел с этой дурой из телевизора, он побрел на диван, исправлять молодецким сном свою неудавшуюся сегодня жизнь, он верил, что завтра будет лучше, чем вчера.
Ночью С.С., естественно, проснулся. Организм понял, что если его сейчас не разбудить, то он не справится с такой концентрацией яда.
Организм был умнее своего хозяина и как мог уже полвека управлял его нездоровыми инстинктами. Организм не понимал, зачем платить сумасшедшую страховку, делать обследование два раза в год — и пить водку с колбасой и майонезом.
Какой смысл пить таблетки, а своей же рукой убивать свой Организм всем, что ему категорически запрещено, Организм сходил с ума, он видел, что хозяин не идиот, его не пытают, не насилуют вредными ингредиентами, сам человек, своими руками забивает гвозди в свой гроб.
У Организма был свой интерес, ему нравилось жить на этом свете, здесь ему было классно; свежий воздух, хорошее питание, путешествие и любовь, а он это особенно ценил, когда все его силы, до последнего нейрона, в едином порыве, вырываются на финишную прямую и рвут финишную ленточку экстаза.
Но хозяин последнее время совсем захирел, не желает вырабатывать эндорфины, лишает, так сказать, гормона счастья свои внутренние органы и тем самым усугубляет свое положение. Вот недавно вроде бы все пошло на лад, девушка появилась хорошая, есть неплохие перспективы пережить Организму счастливые минуты, так ты отдохни, верни себе хорошую форму, порежимь, перестань жрать всякую мерзость, дай Организму отдыха, поспи подольше, поплавай, нет, зачем, будем водку трескать с колбасой, курить по две пачки, хотя давно уже ему сказали, никаких сигарет, в сосудах черт знает что, но его не проймешь, чистый шахид, взрывает в себе бомбу за бомбой, вот и живи с таким в одном теле, а что делать, делать нечего, другого тела ему не положено.
Организм знал и другие тела, слышал от других ночами темными, когда они говорят с другими и там такое услышишь, не дай бог, люди с собой такое делают, вот так послушаешь других и вздохнешь с облегчением, ну мой-то дурак, ну хоть не пьет самогон и наркоту не жрет, вот и приходится терпеть и ждать, когда его вразумит кто-нибудь или что-нибудь.
Весь день С.С. лежал в постели, вчерашние потрясения выбили его из привычного ритма, он был отравлен и знал, что тело будет мстить, так и случилось, он бродил по дому, пил чай, брился, пытался заесть вчерашнее супом и кефиром, ничего не помогало, но главное было не в животе, главное было в голове.
Он точно знал, что то, чего ему хочется, ему уже нельзя, по-хорошему ему надо угомониться, перестать желать ощущений, которые требуют других сил, он прекрасно понимал, что ему уже поздно.
Он так многого не успел, он не успел пожить для себя, всегда были причины, вот решим с квартирой, вот дети малые, вот карьера и так далее, а себе позволить безумство и отчаянную глупость времени не было.
Он не был монахом, у него не раз была любовь, но полного безумства он не испытал, или прошлое безумство было так давно, что следы его затерялись в ворохе ежедневной суеты.
Он всегда был пропитан ожиданием чуда, какое оно, он четко не представлял, оно было неосязаемо, но оно в нем жило, как эмбрион зарождающийся жизни. Он лежал на смятой постели, в коконе этого ожидания, и первый раз ощутил его почти физически.