Любовь напоказ

Наоборот: можно даже вкусить прелести обоих миров: насладиться отношениями, но знать при этом, что они точно не разобьют тебе сердце.

Я до того погрузилась в мысли, что и сама не заметила, как оказалась в парке по соседству с улицей, где жил отец. В глубине души я стыдилась того, что назубок знаю дорогу к его дому. Адрес я как-то увидела на конверте, который принес почтальон. На нем стояло мамино имя. Видимо, отец выслал ей чек на алименты. Тогда я быстренько переписала адрес, но сделала вид, что он и вовсе не попадался мне на глаза.

Когда я впервые сюда пришла, мне было тринадцать. Дом пустовал. На подъездной дороге не стояли машины. Меня охватило такое чувство вины, что я потом целый год не возвращалась. Быть здесь, преследовать его, хотя он нас бросил, казалось мне предательством по отношению к маме. Когда я пришла в следующий раз, он сидел на крыльце. Мне пришлось спрятаться за деревом, чтобы родной отец меня не заметил.

После этого я стала навещать этот дом примерно раз в месяц. И однажды заметила другую женщину. Она открыла дверь, когда отцовская машина подъехала к зданию, и поцеловала его вместо приветствия. У нее были длинные черные кудри. А моя мама носила каре, и волосы у нее были светлые. Я ей так и не рассказала, что у папы теперь новые отношения. Не уверена, что она вообще хотела это знать. Или что ей есть до отца хоть какое-то дело.

Теперь же я стояла в конце улицы, в шести домах от отцовского, за кустиком, который и до колен мне не доходил. Его дом был угловым, с просторной верандой и гаражом на две машины, выкрашенным в небесный цвет.

Я всегда держалась в стороне, чтобы папа ненароком не увидел меня из окна. Еще чего. Впрочем, вряд ли он меня бы узнал. Я сильно изменилась за пять лет. Во всяком случае, внешне.

Думать о его безоглядном уходе было по-прежнему больно. Мама получила право единоличной опеки надо мной. Даже в суд не пришлось обращаться. Он просто согласился. Они подписали бумаги, и дело с концом. Мне тогда было двенадцать, и я не до конца понимала, что произошло. Я думала, что выходные буду проводить с папой, а будни с мамой, как дети из фильмов. Но дни все шли, а он за мной не приезжал. Мама в ответ на мои расспросы отвечала, что папа занят. И только позже я узнала, что он решил, что называется, «начать все с чистого листа». А это невозможно, когда тебе мозолит глаза двенадцатилетний ребенок, ходячее напоминание о прошлой жизни.

Но хуже всего было то, что все это произошло внезапно. Мама с папой никогда не ссорились. Не было никаких признаков грядущей катастрофы. Впрочем, я тогда была ребенком и наверняка не заметила бы их, даже если бы они проявились. Но я ничего такого не помню. Помню только, что по утрам мама уходила на работу – она тогда еще трудилась медсестрой, – и папа целовал ее на прощание. Днем он был дома, а потом уходил на склад, где работал в ночную смену. Он забирал меня из школы. Летом покупал мороженое, а зимой – горячий шоколад. Плохих воспоминаний у меня вообще не осталось. Я не могла отыскать в памяти ни единого момента, на который можно было бы указать со словами: вот когда все пошло под откос. Маму я расспросами не донимала. Мы вообще никогда об этом не разговаривали. Слишком уж я боялась ее ранить. Мы обе заполняли пустоту в душе – одна выпечкой, другая – книгами, – но я всегда гадала, почему же он ушел. Может, поэтому до сих пор и хожу к его дому – ищу ответы.

Я прождала ровно двадцать минут (как и всегда), и он подъехал к дому на своей машине. Вышел – в аккуратном сером костюме, в очках, сползших на кончик носа, и не успел подняться по ступенькам, как дверь уже распахнулась, и из него вышла женщина. Имени ее я по-прежнему не знала. И все гадала, когда они познакомились: до папиного развода или после. Может, он бросил нас из-за нее?

Папа улыбнулся, поцеловал женщину и прижал обе ладони к ее беременному животу, чуть-чуть подросшему с моего последнего визита. Потом опустился на колени и поцеловал его. Я подумала, а не настанет ли тот день, когда он бросит и этого ребенка? Хотелось верить, что нет, что он всегда будет рядом, а малышу никогда не придется пройти через то, на что обрекли меня: прятаться за кустами и видеть, что родной отец любит новую семью так, как не смог полюбить прежнюю.

Только когда они зашли в дом и дверь за ними захлопнулась, я зашагала прочь. А когда мама вечером спросила, где я была после школы, я солгала.

Бретт

Каждый четверг в школе «Иствуд» заканчивался одним и тем же: общим сбором перед пятничной игрой. Все ученики спешили занять трибуны сразу же после звонка. Сбор начинался с выступления команды черлидеров. Футболисты занимали почетный первый ряд. Директор Маркус всегда выступал с каким-нибудь заявлением. В прошлый раз он сообщил, что его заместитель уходит на пенсию. Новость казалась бы более печальной, если бы сразу после нее черлидерши не начали отплясывать.