Любовь не ржавеет

Я глянула на телефон и смущенно скривилась. Николай говорил истинную правду, дозвониться до меня у него возможности не было. Отправляясь спать, я по московской привычке выдернула на ночь телефонный шнур из розетки. Сделала это машинально, потому что здесь некому было поднимать меня неожиданным звонком среди ночи, а в результате получила Кольку в качестве гостя. Признавать собственный промах я не собиралась, да и дружка поощрять к рассиживанию не хотела, потому хмуро приказала:

― Давай, излагай по-быстрому свое дело и топай домой.

― Грубая ты, Анастасия. И, между прочим, всегда такой была, ― скорбно покачал головой приятель.

― Ты, случаем, не пьяный? ― с подозрением поинтересовалась я, подошла ближе и принюхалась.

От Кольки действительно пахло спиртным и я, довольная своей правотой, торжествующе воскликнула:

― Ну, точно пьяный!

Отошла на шаг и строго спросила:

― Сюда чего приперся?

― Да не пьяный я, выпил граммульку с устатку, ― досадливо возразил Николай.

― Немного? Это сколько? Бутылку?

― Кончай придуриваться, Анастасия. Поизголялась и хватит, теперь садись и слушай! Поговорить мне с тобой надо, ― неожиданно трезвым голосом приказал друг и я подчинилась, села напротив и притихла.

Некоторое время Николай собирался с мыслями, потом заговорил:

― Мы друг друга давно знаем, считай, с самого рождения. Сколько себя помню, всегда вместе были. В детстве на пару по окрестным помойкам гоняли, в школе все десять лет за одной партой просидели. Я играл, читал, дрался, учил уроки, ходил на танцы в ДК строителей, а ты всегда рядом была. Только, когда ты в свою Москву рванула, мы расстались.

Я попыталась возразить, но он меня остановил:

― Подожди! Не о том речь! Это тогда я очень переживал, считал твой поступок предательством... сначала хотел ехать в Москву и силой тебя домой забирать, потом в загул кинулся ... Теперь я повзрослел, давно успокоился... Но вот что хочу тебе сказать... Мы не виделись столько лет, а все равно ближе тебя у меня никого нет и никому, как тебе, я не доверяю.

Меня его признание изумило. Сама я, хоть и относилась к нему с теплотой, ничего подобного не испытывала.

― Как же так? У тебя есть мать, родственники, жена, наконец, и ты кому из них не веришь? ― с сомнением спросила я, но приятель, погруженный в воспоминания, моих слов даже не услышал.

Говоря по совести, я к Колькиным признаниям отнеслась скептически. Считала, что под влиянием выпитого в нем взыграли сентиментальность и тоска по минувшей молодости, вот и несет всякую ахинею. А завтра на трезвую голову вспомнит, как кис передо мной и порол несусветную чушь, и ему станет стыдно. Решив, что человеку нужно помочь, пока глупостей не наделал и сам себя в неловкое положение не поставил, собралась было выставить его вон, как Николай тоскливо сказал:

― Настя, плохо мне.

― Да что случилось? ― всполошилась я.

― Беспокойно мне. Все время жду беды. А с тех пор, как Степана убили, вообще места себе не нахожу. Спать совсем перестал.

Подобные чувства мне были понятны, но развивать эту тему я посчитала лишним. Приятель и так весь на нервах, чего ж его ещё больше заводить? Поэтому забубнила первые пришедшие на ум фразы:

― Ну, это ты зря! Нельзя так изводиться. Он же не родня тебе, просто знакомый. Жаль, конечно, человека, только все погосты не оплачешь!

А что я могла сказать здоровенному лбу, который пришел ко мне среди ночи и жалуется на расстройство сна и нервной системы? Помочь путным советом не могла, так как вообще не понимала, что именно происходит. Как не понимала, чего он пришел ко мне и какой именно помощи ждет. В ответ на мои причитания Николай досадливо поморщился:

― Степана, конечно, жалко, но дело не в этом. Боюсь я, Настя!

― Чего боишься?

― Боюсь... Знаю, следующим буду я, ― выдохнул Николай.

― Ну, вот и приехали! И что теперь делать? Как вести себя? Я с такими вещами никогда не сталкивалась, опыта не имею.

Откуда-то из глубины памяти всплыло предупреждение: «Главное ― не пороть горячку!», и я осторожно спросила:

― Ты знаешь, почему убили твоего компаньона?

― Точно не знаю, но догадываюсь. Последние месяцы у нас на фирме стали происходить странные дела. Все идет не так: контракты срываются, стройматериалы до места не доходят, рабочие увольняются, в инстанции летят анонимки. Как я теперь понимаю, то была психологическая атака... теперь перешли к действиям… Вот Степку убили, а он был моей правой рукой.

― Ну, а причина в чем? ― продолжала допытываться я.

― Копает кто-то под нас. Пока просто неприятности были, думал, это обыкновенные пакости конкурентов, а после убийства понял, что все очень серьезно. Меня и фирму решили под корень извести.

― Кто?

― Кто-то из своих... из тех, кто рядом находится... люто ненавидит меня... и это самое страшное...

― Кто это может быть? ― настойчиво повторила я.

― Не знаю! Если б знал, ― с тоской произнес Николай, ― своими бы руками в клочья порвал.

В памяти всплыло покушение на самого Николая в день нашей первой встречи, и я напомнила:

― В тебя ведь тоже стреляли! Ты узнал покушавшегося?

Он страдальчески поморщился: