Любовь не ржавеет

― Вот что, Рита... У тебя есть близкая подруга или родственница, желательно с мужем и большим количеством домочадцев?

― Есть, конечно. А почему ты спрашиваешь? ― растерялась Рита.

― Поезжай к ней и сиди там безвылазно. А об этом завещании забудь, иначе наживешь с ним неприятностей.

― Считаешь, я должна отказаться от всех претензий на наследство? А на что жить буду?

Я тяжело вздохнула:

― О наследстве говорить пока рано. На сегодняшний день нет никакого наследства. Понимаешь? Сейчас ищут Николая... или его труп. Пока не будет официально установлен факт смерти, о наследстве вести речь смысла не имеет.

― Если даже они найдут его... живого... Для меня все равно все кончено. Он узнал про Виталия и теперь выгонит меня. Куда я пойду?

Маргарита беззвучно заплакала.

Я осторожно погладила её по плечу:

― Ну, что ты ревешь? Все не так плохо. Если даже вы с Николаем расстанетесь, он выделит тебе содержание. Вы в течение нескольких лет вели совместное хозяйство, а значит, ты имеешь право на часть имущества. И, если даже ничего не получишь, все не безнадежно. У тебя есть человек, которого ты любишь, и который любит тебя. Неужели, этого мало? Неужели, вдвоем не заработаете себе на кусок хлеба?

― Ты очень добрая! Как я могла верить всем этим россказням о тебе? подняла на меня заплаканные глаза Рита.

― Я не добрая, я обыкновенная, ― вздохнула я в ответ.

Распрямив спину и сложив руки на коленях, я сидела напротив Баринова и внимательно слушала. Встреча проходила в официальной и совсем не дружественной обстановке. Что он очень раздражен, я успела понять, едва переступила порог кабинета. Сухо поздоровавшись и небрежным взмахом указав на свободный стул, тут же отрывисто спросил:

― В курсе, что ваш шеф исчез в минувшее воскресенье?

― Да, ― кивнула я.

― Вам известны подробности происшедшего?

― Нет.

Скучным голосом, будто зачитывая по памяти текст протокола, Баринов начал излагать:

― Сипягин уехал с работы в 21.00, а в 21. 40 его «Волга» была замечена в семи километрах от города возвращающейся домой пожилой супружеской парой. Их заинтриговала съехавшая в кювет машина, рядом с которой никого не было. Останавливаться они побоялись, доехали до ближайшего поста ГАИ и там сообщили о странном автомобиле.

На место происшествия выехали сначала сотрудники дорожно-патрульной службы. После обнаружения следов крови в салоне "Волги" и пулевых отверстий в лобовом стекле была вызвана оперативная бригада. Поиски Вашего начальника велись всю ночь, но положительных результатов не дали.

Я слушала Баринова, а в голове вертелась одна и та же мысль:

― Бедный Николай! Он был прав, считая себя следующим в очереди на убийство. А я, дура, не отнеслась к его словам с достаточной серьезностью, думала, он просто паникует.

― Можете ли вы что-либо сообщить по данному происшествию? ― донесся до меня голос Константина.

― Ничего, ― качнула я головой.

Он цепко глянул мне в лицо и с неприятной усмешкой заметил:

― Создается впечатление, что вы не удивлены и не потрясены происшедшим. А ведь исчез ваш патрон и благодетель! Возможно, даже он мертв! Неужели, гибель друга детства не взволновала вас?

― Мои чувства касаются только меня, и сообщать вам о них я не обязана. Или в законе есть особая статья на этот счет? ― выпалила я, уязвленная его непонятной мне недоброжелательностью.

Баринов пропустил дерзость мимо ушей и невозмутимо поинтересовался:

― Чем вы занимались в воскресенье вечером?

― Спала.

― Кто может это подтвердить?

― Никто. Я сплю одна.

― Как вы докажете, что говорите правду?

― Не собираюсь ничего доказывать. По закону, доказывать должны вы. И вообще, черт возьми, что происходит? В чем меня подозревают и почему я должна оправдываться?

Не говоря ни слова, он открыл ящик своего стола, вытащил кусок голубого шелка и положил передо мной:

― Вам знаком этот предмет?

― Я могу посмотреть поближе?

― Конечно.

Я взяла в руки ткань, развернула во всю длину и кивнула:

― Знаком.

― Отлично! ― неизвестно чему обрадовался Константин. ― Где и при каких обстоятельствах вы его видели?

― Видела у Нины Ереминой. Не так давно, но точную дату сказать затруднюсь.

― Значит вы утверждаете, что эта вещь принадлежит Ереминой. Я правильно понял?

― Неправильно. Этого я не утверждаю.

― Разве? Но ведь только что вы сказали, что видели этот шарф у Ереминой.

― Совершенно верно. Именно так и сказала, но не утверждала, что он ей принадлежит. Этого я не знаю. Может Нина его у подруги одолжила. На время.

― Иронизируете? ― хмыкнул Баринов.

― Нет. Стараюсь как можно точнее ответить на поставленный вопрос.

― Прекрасно. Будем надеяться, что и на остальные вопросы вы ответите с той же педантичностью.

Я молча кивнула.

― В таком случае, что вы скажете на утверждение некоторых свидетелей, что этот шарф принадлежит вам?

― Они ошибаются. Шарф не мой, ― сухо обронила я.

― Несколько ваших коллег заявляют, что неоднократно видели его у вас. Как вы это объясните?

― Они ошибаются. Шарф не мой, ― упрямо повторила я.

― Можете доказать?

― Почему я должна доказывать?

― Это в ваших интересах.

Не отрывая глаз от лежащего передо мной куска ткани, я монотонно забубнила: