Любовь не с первого взгляда

Старые узкие улочки выглядели одновременно и такими знакомыми, и столь чуждыми. Вернар узнавал, казалось, каждый угол, каждый наличник, каждую крышу – и всё же постоянно замечал что-то новое, или, возможно, хорошо забытое старое. Он так и не мог внутри себя понять: это так и было двадцать лет назад, и он просто позабыл, – или это что-то новое в облике дорогой его сердцу столицы?

Так или иначе, как бы ни менялся город, что-то оставалось в нём неизменным: например, лаз в стене вокруг внутреннего двора Парламента никто за эти годы и не додумался заделать. А может, и сами пользовались. Вернар вот частенько в своё время сбегал через него с чрезмерно скучных заседаний – подумать только, каким молодым, почти мальчишкой, он был тогда!

Теперь он через этот лаз не сбегал наружу, а пробирался внутрь – и, право слово, он и не помнил, что сгибаться в три погибели так неприятно. Или в юности это ощущалось иначе?

Особого смысла пробираться сюда не было, его посольство чин-чинарём примут через пару дней, но когда это Вернар отказывался от славного розыгрыша? Сама мысль о том, какие лица будут у его былых соратников и противников, когда он неожиданно явится в разгар заседания, – о, сама эта мысль стоила того, чтобы лезть через неудобный лаз!

Само небо, определённо, благоволило Вернару и подыгрывало в этом розыгрыше: он не просто пробрался в Парламент незамеченным, но и угодил как раз в перерыв заседания. Идеально, чтобы пробраться в зал незамеченным и как можно удачнее подобрать момент, когда явить себя общественности!

Поглядывая по сторонам внимательно – чтобы раньше времени не попасться на глаза тем, кто знал его в лицо, – Вернар навострил уши, чтобы выяснить, о чём ведут дебаты сегодня.

К его величайшему удивлению, это оказалось дело о разводе – совершенно неслыханная вещь, чтобы парламент занимался столь мелкими вопросами!

Демократичная Анджелия, в отличии от своих религиозных соседей, относилась к процедуре развода довольно легко и просто. Развод мог быть инициирован любой из сторон, а также существовал ряд причин, по которым брак могли признать распавшимся даже без такового заявления.

В любом случае, это решалось местными властями, а никак не верховным органом управления страной. Даже если бы речь шла о браке правителя – здесь просто был бы задействован столичный суд, не больше.

Притаившись в удобном углу, Вернар дождался возобновления дебатов, чтобы выяснить, что происходит.

Первая же фраза председателя – ах, как радостно было увидеть вновь его занудное и обрюзгшее лицо! – только добавила непоняток, потому что развод, как оказалось, происходил в семье младшего махийского принца.

Вернар еле слышно крякнул от удивления.

Как махийская королевская династия может касаться анжельского парламента?

Пока окружающие бурно спорили на тему того, как велика вероятность, что махийский король объявит Анджелии войну, если парламент признает брак его сына распавшимся, Вернар вспомнил, что, и впрямь, младший принц был женат на анжелке.

По правде говоря, райанская разведка была вполне в курсе всей этой скандальной истории, но напрямую к делам Райанци она отношений не имела, поэтому сам Вернар не вдавался в подробности, и просто смутно припоминал, что то ли жена пыталась прирезать мужа, то ли муж пытался отравить жену, в общем, какая-то мутная история, в результате которой супруги разбежались.

Строгая Махийская церковь допускала разводы лишь в чрезвычайных обстоятельствах, и заявителем принимала только и исключительно мужчин, – а принц вовсе не горел желанием развестись, напротив, всячески пытался вернуть непокорную жену под свою власть.

По анжельским законам, если супруги более года прожили раздельно, не имея непреодолимых препятствий для воссоединения, это считается веским основанием считать брак разорванным – даже без заявлений.

Вот только невнятная анжелка, выходя замуж за махийца, принимала строгие махийские законы, и Вернар всё не мог взять в толк, за каким лядом парламент таки влез в это грязное и чреватое проблемами дело.

Недоумевал он до тех пор, пока тема потенциальной войны не была исчерпана, и в ход беседы ввязался ещё один голос, который, как быстро выяснилось, был представителем той самой анжелки.

Как оказалось, дама таки передала с ним официальное заявление с просьбой узаконить её развод.

Тут в голове Вернара всё встало на свои места.

Естественно, по анжельским законам желание дамы следует удовлетворить – впрочем, по анжельским законам она и уже считается разведённой. Вот только речь идёт, ни много ни мало, о целом махийском принце, так что таковой развод может вызвать серьёзный международный скандал. То, что делом занялся непосредственно парламент, вполне закономерно.