Но сама эта её позиция – позволить себе любовь – была для него пронзительно болезненна.
Потому что он тоже хотел – вот так.
Верить безоговорочно.
Ввериться вполне.
Видеть рядом с собой не досужую клушу, о которой только и думаешь, как бы спровадить её с глаз, – не эту досадную помеху жизни, а женщину, которой восхищаешься, которая стала твоей подругой и разделила твою жизнь с тобой.
Реамунд ещё не знал о себе, что влюблён, но уже понимал, что у него, определённо, появилась в жизни такая женщина – та, с которой он, совершенно точно, никак не мог сочетаться браком, и дело было вовсе не в религиозных различиях.
Реамунд не знал всей истории Айде-Лин, но со свойственным влюблённому мужчине проницательным взглядом подмечал то, что другим было не так заметно, и внутри себя уже почти реконструировал её жизненный путь – пусть и неточно, пусть с ошибками, но всё же удивительно близко к реальности.
Он догадывался и о том, что она не махийка, и даже предполагал, как должно звучать её настоящее имя, и среди тех гипотез, которые он внутри себя выдвигал по поводу её прошлого, одна была и в самом деле частично верна.
Но даже самая мистическая проницательность влюблённого взгляда не смогла бы открыть ему её историю полностью – а сама она о ней рассказывать не собиралась.
Потому что у неё были свои причины полагать, что будущего у их отношений нет.
Глава четырнадцатая
Снова перебрав внутри своей головы аргументы против вице-канцлера, королева вздохнула.
Уже завтра разведка закончит свои расследования и даст чёткий ответ на вопрос, является ли вице-канцлер агентом сектантов или нет.
Было совершенно очевидно, что является, но Кая никак не могла заснуть, продолжая вертеть внутри себя так и сяк различные соображения.
Кая знала, что оппозиция её власти будет всегда. Что она, при всём желании, не сможет принимать решения, которые удовлетворят всех, и всегда найдутся недовольные даже самым мудрым её указом. А ещё Кая знала, что в человеческой природе – искать своей выгоды, и ради этого не останавливаться ни перед чем.
Но всё же ей всякий раз было ужасно обидно, когда на её пути вставал человек умный, приятный во всех отношениях, имеющий возможности реализовать свои амбиции законным путём, приближенный к трону – и при всём этом начавший плести свои интриги против власти.
Вице-канцлер был как раз таким.
Королева лежала и раз за разом прокручивала: что, когда, как пошло не так? Когда-то не заметили какие-то его нужды? Чем-то обидели родственников? Не повысили вовремя жалование? Не оказали каких-то важных знаков уважения?
Как и у всякого человека, привычного к власти, у Каи был тот недостаток, что она полагала себя ответственной за то, что от неё никак не зависело. Ей и в голову не приходила мысль, что вице-канцлер связался с сектантами только и исключительно ради желания повысить свой статус и иметь влияние как среди официальной власти, так и в среде оппозиции. Кае всё казалось, что это она, персонально она виновата в его выборе, что это она где-то что-то когда-то сделала не так: не то сказала, неправильно посмотрела, не тем тоном высказалась. Это давало ей иллюзию контроля над ситуацией: будто бы она и в самом деле могла как-то повлиять на свободный выбор другого человека.
Её вздохи и ёрзанья не остались незамеченными, потому что размышлениям она придавалась, лежа на животе у мужа.
– Какие заботы так тебя тревожат? – нежно спросил он, проводя пальцами по её лбу, разглаживая его.
После недавней ссоры у них возникла взаимная потребность быть бережнее друг к другу. С каким-то даже ужасом каждый из них осознал, насколько уязвим второй, и страх ранить друг друга заставил их стать особо осторожными. Повышенная деликатность неожиданно выразилась в потребность переходить время от времени на неформальное обращение – прямо скажем, серьёзный прорыв для вечно скованной этикетом Каи.
– Вице-канцлер, – со вздохом выразила та свои терзания.
Объяснять, что именно она имела в виду, не потребовалось.
– Ого! – приподняв брови в удивлении, огорчился Канлар. – А мне он показался… – он не договорил, поморщившись.
Если королева тосковала из-за своей неспособности весь мир превратить в своих искренних сторонников, то Канлар, скорее, почувствовал себя уязвлённым с профессиональной точки зрения. Вице-канцлер ему понравился: умный, смыслящий дело мужчина с живым взглядом на вещи. Он легко влился в совет, остроумно поддерживал беседу, казался человеком открытым и честным.