Любовь не выбирают

— Нет, конечно, — с облегчением рассмеялась я, запоздало отпуская руки Таалу и позволяя делать все, что ему захочется. — На оставшуюся вечность я твоя целиком и полностью. И у тебя еще будет немало поводов, чтобы в этом убедиться.

ЭПИЛОГ

Примерно девять месяцев спустя…

Когда за окном загорелись лиловые полосы заката, а в комнате раздался истошный крик новорожденного, я слабо улыбнулась и со стоном откинулась на подушки.

— Боже, какой кошмар… второй раз я ни за что на это не решусь.

— Не зарекайся, милая, никто не знает, как повернется жизнь, — проворчала мама, ловко обтирая и заворачивая орущего младенца в чистую пеленку. — Кстати, у вас мальчик. Пуповину сейчас обрежу, а ранка сама потом заживет. Не уверена, что на вашем малыше можно практиковать обычное исцеление.

Откинув с лица влажные волосы, я дождалась, когда она закончит, и требовательно протянула руки к сыну. Тот, испустив еще один недовольный крик, мгновенно угомонился и, едва его губы коснулись набухшего от молока соска, удовлетворенно зачмокал.

— Гляди-ка, шустрый какой, — усмехнулась мама, вытирая руки полотенцем. — Еще глаза не открыл, а уже к титьке потянулся.

Я с нежностью взглянула на сына, в котором удивительным образом перемешались наши с Таалу черты: круглое личико, пухлые розовые губки, которые достались ему от меня; а вот широкий лоб и узкий подбородок явно передались от супруга. А когда ребенок, насытившись, снова требовательно захныкал, я покосилась на окно и попросила:

— Задвинь, пожалуйста, шторы. Ему наверняка некомфортно.

— По идее он должен переносить солнечный свет гораздо лучше отца, — заметила матушка, но поднялась и послушно задернула плотные шторы. — Все-таки наша кровь — не водица, должна была дать ему какие-то преимущества.

— Через пару-тройку дней узнаем, — пожала я плечами.

Тем временем мама активировала слабенькое освещающее заклинание, и кромешная тьма в спальне сменилась мягким приглушенным светом, который, как и ожидалось, не доставлял сыну никакого беспокойства.

— Ладно, отдыхай, — сказала она, осмотрев меня еще раз и убедившись, что со мной и ребенком все в полном порядке. После чего собрала мокрые тряпки и собралась уходить. — Все равно часа два тебе нельзя подниматься с постели. А я попозже вернусь. Надеюсь, к тому времени твой муж уже придет в себя и сможет адекватно мыслить.

— Мама? — позвала я, когда она развернулась и решительно направилась к выходу. — Так что ты решила с Раалу? Он сделал тебе предложение?

У матушки отчетливо напряглась спина.

— Сделал. На днях.

— И что?

— И я сказала, что подумаю.

— Как тебя не стыдно? — укорила я ее, перекладывая сладко сопящего сына поудобнее, а затем приподнялась на одном локте. — Он же тебе нравится. И от тебя без ума. Так почему бы не перестать изображать святую невинность и просто не сказать ему «да»?

— А ты помнишь, как отреагировали сестры на известие об окончательном прекращении изоляции моранов? — нервно огрызнулась мама.

— Помню. И что? Привыкнут.

— Да храм даже сейчас не в курсе того, что у тебя есть законный муж! Который в этот самый момент наверняка караулит снаружи, ожидая, пока солнце окончательно сядет!

— Люди всегда были суеверными, — спокойно возразила я. — Но это не значит, что мы должны таиться от них вечно. К тому же мать-богиня одобрила наш союз. И я не вижу причин, почему бы уже сейчас не начать постепенно приучать народ к мысли, что очень скоро рядом с ними будут жить представители другой расы. Не так уж мораны от нас отличаются, чтобы из-за этого разводить панику!

— Простому крестьянину достаточно того, что у них глаза не той формы, как у нас!

Я только фыркнула:

— Значит, будем приучать их к мысли, что это нормально. Сначала поартачатся, побунтуют, но когда выяснится, что храм целиком и полностью одобряет смешанные союзы, притихнут. А через пару поколений и вовсе не увидят ничего странного в том, что по одной и той же улице бегают не только голозадые человечки, но и шустрые малыши с большими глазами.

Мама, замерев у двери, тяжело вздохнула:

— Я боюсь, нам не удастся переубедить народ так легко, как ты сейчас описываешь. Могут быть стычки. Нападения.

— А храмовая стража на что? — изумилась я. — Пусть следят за порядком в смешанных поселениях, а самых буйных мы сразу предупредим, что за любое необоснованное нападение на нелюдей будем наказывать так же, как за умышленное убийство. Думаешь, в итоге наберется так уж много смельчаков, готовых стать отлученными?

— Эх. Мне бы твою уверенность…

— Что я слышу? Мама! В кои-то веки ты споришь со мной и говоришь о тактике менее решительных мер! Да что с тобой в самом деле такое? Неужели ты… боишься?!

— Боюсь, — неожиданно призналась мама и, обернувшись, посмотрела мне прямо в глаза. — Я видела больше тебя. И пусть твоя сила сейчас на пике, но она далеко не всегда является решающим аргументом.

Я прищурилась.

— Да? А мне кажется, ты просто боишься связывать себя полноценным обрядом и еще больше боишься, что Раалу его не пройдет.

— Я уже немолода, — моментально нахмурилась госпожа Тейлара.