Любовь не выбирают

Добраться до изумрудного зала труда не составило — оказывается, у моранов не было принято запирать двери на замок. А вот с механизмом, открывающим дыру в потолке, пришлось повозиться, потому что я очень смутно представляла, в каком именно месте он находился.

Мы с По потратили кучу времени, чтобы отыскать загадочный рычаг. Но в конце концов я припомнила объяснения Риату и, тщательно обшарив одну из стен, в итоге все-таки нащупала участок, который при прикосновении едва заметно вибрировал.

Разумеется, всех тонкостей управления зеркалами я не знала, поэтому открывшееся наверху отверстие получилось маленьким, а падающий вниз световой пучок — очень узким. Но мне и его хватило, чтобы сразу почувствовать себя лучше.

Какое-то время после этого я просто стояла, высоко запрокинув голову и купаясь в лучах божественного света. Впитывала его всей кожей. Беззвучно молилась. Благодарила. Тянулась вверх всем существом в надежде, что мать-богиня и дальше не откажет мне в помощи. Но в какой-то момент что-то изменилось вокруг, и внутренняя молитва оборвалась. А потом я повернула голову и чуть не вздрогнула, наткнувшись на пристальный взгляд из темноты.

— Ты закончила? — хрипло спросил владыка Таалу, когда я опустила руки и повернулась к нему всем корпусом.

Я кивнула, и свет над моей головой тут же погас.

— Зачем ты пришла в пещеру?

— Вам лучше? — словно не услышала я.

Моран неуловимой тенью скользнул ближе, и я досадливо поморщилась, обнаружив, что он не только успел одеться, но и умудрился где-то раздобыть новый доспех.

— Ты не ответила на мой вопрос, — прищурился повелитель, подойдя вплотную.

Я снова кивнула:

— Да. Но лишь потому, что вопрос не требует ответа.

— Боюсь, это преступление, — покачал головой моран и, быстро наклонившись, с наслаждением вдохнул. — Самое страшное преступление для женщины — пахнуть для мужчины так… соблазнительно.

Я удивленно замерла.

О чем он вообще толкует? Сейчас я чувствовала себя как никогда растрепанной и грязной. Перепачканная, как хрюшка, в разорванном платье, с расцарапанными до крови коленками… а Таалу говорит, что ему нравится?!

— Меня будоражит твой запах, — совершенно спокойно признал моран, когда я растерянно на него уставилась. — Он преследует меня с того дня, когда Риату принес его на своей одежде. Знаю, это неправильно — так реагировать на человека, но наше обоняние гораздо лучше, чем у вас. Нередко оно заменяет нам зрение. И вот уже не первый день оно настойчиво зовет меня к тебе, заставляя мучиться вопросом: почему?

— Что «почему»? — неслышно шепнула я, завороженно глядя на сосредоточенное лицо морана.

— Почему это происходит?

Я нервно сглотнула:

— Н-не знаю.

— Вот и я не знаю, — задумчиво обронил владыка, снова отступая на шаг. — Но обязательно это выясню.

А потом вдруг отвернулся и совсем другим тоном велел:

— Идем-ка со мной! Быстро!

Ошеломленная и растерянная, я послушно последовала за мужчиной в соседний зал, где еще вчера он показывал мне мертвую эларию. Следом за ним так же послушно приблизилась к шкатулке и почти не удивилась, когда владыка решительно откинул крышку и достал оттуда еще один цветок.

— Возьми. — На мою ладонь требовательно лег увядший бутон. — Оживи его!

Я недоуменно опустила взгляд, но все-таки сжала пальцы, позволяя благодати наполнить умирающий цветок. Элария, как следовало ожидать, моментально встрепенулась, расправила листочки и торопливо распустила лепестки, словно боялась не успеть. Но как только это случилось, моран снова протянул руку… на этот раз без перчатки… и я инстинктивно отпрянула, не желая, чтобы еще один символ богини постигла печальная участь.

— Оставь, — с досадой поморщился владыка. — Я уже не так опасен, как раньше.

— Почему? — настороженно уточнила я, не торопясь возвращать ему эларию.

— Потому что большая часть моих сил сейчас хранится в Раалу. И я хочу знать, насколько смертельно для живых то, что осталось.

— Вы что, используете цветок вместо индикатора?!

— Могу взять и зверя. И птицу. И человека. Но цветок не так обидно потерять, согласись?

Я недоверчиво покосилась на морана, но все же повернулась и раскрыла ладони. А затем осторожно протянула ему эларию, гадая, каким именно образом повелитель собирается ее использовать.

Все оказалось донельзя просто — взяв цветок двумя пальцами, владыка Таалу поднес его к лицу и, убедившись, что умирать растение не собирается, принялся медленно считать вслух. Уже на счет «три» элария начала подсыхать, словно из нее с огромной скоростью высасывали жизненные соки, на «пять» опустила листики и поникла. На «семь» ее окончательно согнуло. А на «девять» цветок стал чернеть так же, как и первый. И рассыпался прахом в тот самый миг, когда размеренно отсчитывающий последние мгновения ее жизни моран дошел до числа «тринадцать».

— Что ж, неплохо, — кивнул он, невозмутимо отряхнув руки и снова надев перчатку. — В тринадцать раз слабее, чем накануне.

— И что это значит? — с подозрением осведомилась я. — Что вы во столько же раз ослабли?