Любовь не выбирают

— Что я должна сделать, чтобы этого не произошло?

— В первую очередь — верить. В себя, в вашу богиню, в свою правоту.

— Но я и так верю, — улыбнулась я. — И не собираюсь ничего менять.

— Знаешь, когда-то у меня была любимая женщина, — словно не услышал оракул, и я тревожно замерла, ощущая, что стою на пороге великой тайны. — Красивая женщина. Терпеливая. И неистово любящая, что для такого, как я, настоящее чудо… прежде чем все изменилось, мы прожили вместе несколько лет. Несколько очень счастливых и памятных лет, в течение которых я каждое утро вставал с улыбкой и искренне верил, что это продлится вечно. Знаешь, в чем была моя ошибка? — неожиданно спросил Маару, когда я затаила дыхание. — Я всегда считал, что мое чувство к ней намного сильнее, чем то, что испытывала ко мне она. Мне казалось, что никто в целом мире не способен быть таким нежным, так трепетно заботиться о женщине и умирать от безумного желания ее защитить.

— Вы ее любили? — тихо вздохнула я, когда старик на мгновение умолк.

— Да. Но тогда я еще не знал, что любовь может стать навязчивой, а желание уберечь способно превратиться в удавку.

От прозвучавшей в его голосе горечи у меня тревожно екнуло сердце.

— В то время я был чересчур настойчив, — едва слышно признался оракул. — Упрям. И верил лишь в собственную правоту. Поэтому до последнего не хотел видеть, как тяжело ей оставаться рядом. Отказывался верить, что вместе со мной она может быть хоть в чем-то несчастлива. Надеялся, что ее желания — не более чем обычные женские капризы. А когда она решила уйти… сделал то, за что до сих пор прошу у нее прощения.

Я встрепенулась:

— Вы не захотели ее отпускать?

— Да. Потому что знал: как только она переступит порог нашего дома, моя жизнь тоже закончится. А без меня в этом мире некому стало бы сдерживать Смерть. Некому бороться за наш народ. Поэтому ради них… ради себя и подрастающих сыновей… я остановил ее. Уговорил остаться. И все последующие годы наблюдал, как она медленно угасает у меня на глазах. Как стремительно тают ее силы. И как день за днем отдаляются от меня родные дети, у каждого из которых я отнял не только детство, но и мать.

Нервно сцепив пальцы, я всмотрелась в клубящуюся над изголовьем тьму, в которой, по мере того как привыкали мои глаза, стало медленно проступать изможденное лицо.

Я уже знала: у мужчин этой расы очень трепетное отношение к близким. Особенно к женщинам, ради которых они готовы на все. Ради семьи мужья Ринаре и Альнаре согласились лишиться силы. Ради детей они отказались от статуса и предпочли превратиться в обычных смертных. Для моранов, да и для любого мужчины, это огромная жертва. Неоценимая. Но если на нее идут даже простые воины, что же тогда должен был чувствовать повелитель, которому любимая женщина однажды сказала «нет»?

— Она перестала к вам относиться, как раньше? — все-таки рискнула я осторожно уточнить.

— Нет. Шаэра любила меня до последнего.

— Тогда почему она так хотела уйти?

— Верхний мир звал ее сильнее, — тоскливо прошептал оракул, и вот тогда я против воли вздрогнула. — Без вашего проклятого солнца она все время слабела. Каждый день здесь, со мной, забирал у нее несколько лет жизни. Но какое-то время она мирилась с неизбежным. Терпела. Мечтала о том, что в будущем все изменится. И жила лишь тем, что я мог ей дать… а я дал ей все, на что хватило моих возможностей. Все, в чем она нуждалась, но этого все равно оказалось мало. Именно тогда она решилась уйти. Но не смогла, потому что я ей этого не позволил.

— Вы просто испугались, — неожиданно поняла я. — Побоялись отпустить, полагая, что она может уйти насовсем!

— Да, — с горечью признал оракул. — И это было ошибкой.

— Но если она так вас любила, что рискнула жить с вами… если ее чувства даже после стольких лет не угасли, то как вы могли подумать, что она вас бросит?!

— Она не бросила бы меня. Никогда. Но и заставлять меня видеть, как она умирает, не хотела.

— Это было ее право, — нахмурилась я. — И оно так же священно, как право на жизнь.

— Теперь я это понимаю, — снова вздохнул старик. — Но тогда я был слишком молод. И мне казалось неправильным, что она будет угасать вдалеке от меня. Что боится показать свою слабость. И упорно пытается скрыть, что каждый вздох в моих объятиях доставляет ей пусть небольшую, но все-таки боль.

Я тут же насторожилась:

— Вы ее к чему-то принуждали?

— Напротив, пытался отдалиться. Старался не прикасаться, хотя это было невероятно трудно. Не подходил, хотя до безумия хотел находиться рядом. И желал собственноручно за ней ухаживать до тех пор, пока с ее губ не слетит последний вздох. Я обмывал бы ей ноги. Кормил. Носил на руках… сделал бы все, чтобы она больше не испытывала боли.

— Почему же вы тогда не нашли решения?! — воскликнула я. — Если вы так дорожили друг другом, то почему не придумали способа остаться вместе?! Ведь она могла бы к вам возвращаться! Могла жить наверху, если это было необходимо! Но время от времени все равно приходить сюда! К вам! Разве так сложно это сделать?!

Оракул покачал головой: