Любовь неукротимая

Пенелопа решила, что в эту ночь они останутся на ночлег. Обоим необходима сухая одежда и отдых после тяжелого испытания. Сама она плакала не переставая целый час и не могла остановиться. «Не удивительно», – думала Пен. Нет ничего удивительного в том, что посттравматический синдром Габриэля принял такие тяжелые формы – после всего пережитого им кошмара; она поражалась, как он мог сохранять хоть каплю рассудка с теми воспоминаниями, что дремали в его голове. Она наблюдала, как он спит, и молилась, чтобы следующий день прошел хоть немного лучше, чтобы они, отдохнувшие и чистые, спокойно продолжили путь. Пен молилась, чтобы Габриэль наконец выздоровел.

Настал третий день их путешествия в Лондон. Дождь так и не перестал, уже смеркалось, однако до города оставалось недалеко – хотя его и не было видно, никакие ветра не могли прогнать его запах.

Когда карета подъехала к дому на Гросвенор-сквер, ни Пенелопа, ни Габриэль не могли похвастаться бодростью духа. Да, они переоделись в чистую одежду, но настроения ими владели те, каких совсем не ожидала Пен.

Она взволнованно наблюдала за Габриэлем. Большую часть дня он сидел спокойно и молчал. Этим утром он зашел в карету с трудом, но никаких симптомов, предвещающих приступ, она не заметила. Казалось, теперь путешествие для него перестало быть особенно тяжким испытанием. Да, он почти не разговаривал, но слушал Пен и порой даже улыбался ее шутливым историям. Однако его состояние казалось каким-то… хрупким. Габриэль теперь выглядел особенно ранимым, уязвимым. Пенелопа не могла понять выражения его глаз, когда он смотрел в окно. Может, он просто волнуется перед комиссией? Или ему неловко после всего, что видела Пен, и оттого, что он сейчас не находит в себе сил поддерживать разговор?

Как бы она хотела знать, что он чувствует сейчас.

Экипаж встретили слуги в голубых и серебристых ливреях семейства Деверо. Габриэль вышел из кареты первым и подал руку Пенелопе. А затем повел ее вверх по лестнице к входной двери, которую перед ними распахнул строгого вида дворецкий, и, прежде чем тот успел приветствовать хозяина и гостью, Габриэль прошептал:

– Через два дня ты станешь здесь хозяйкой. Этот день будет наисчастливейшим в моей жизни, и не только потому, что мы докажем свою правоту на слушании. Просто потому, что ты наконец станешь моей женой.

От этих слов сердце Пен забилось быстрее.

Позади дворецкого появилась дама в черном; ее пышные юбки, казалось, затмили свет, проникающий из окон гостиной. Дворецкий отступил, приглашая прибывших войти, и Пенелопа встретилась взглядом с маркизой. Совсем скоро этот титул перейдет к супруге ее сына, однако она пока еще об этом не знает. Пен позволила себе улыбнуться.

– Леди Бромвич, – приветствовала она, приседая в реверансе. Однако образ матери Габриэля, родной сестры ее бывшей свекрови, в этот момент вызывал у нее не самые приятные эмоции.

Свекровь… По правде, Пен всерьез еще не думала о предстоящем браке. А ведь всего несколько недель назад она и предположить не могла, что так скоро соберется замуж во второй раз. Да, Пенелопа думала, что рано или поздно – а скорее поздно – она найдет достойного мужчину, с которым ее будет ждать спокойная жизнь. Но Габриэль?…

Пенелопа отвлеклась от своих мыслей, когда ее будущий супруг приветствовал мать холодным поцелуем в щеку.

– Как хорошо, что ты вернулся, Габриэль, – сказала маркиза, однако голос ее звучал не слишком приветливо.

– Благодарю вас, – ответил он, выпрямляясь. – Осмелюсь утверждать, что теперь я отсюда никуда не уеду.

Бромвич проводил Пенелопу через холл, не выпуская ее руки из своей.

– …сестра здесь, – слышали они голос маркизы, удаляясь все дальше в глубь дома.

Улыбка заиграла на лице Габриэля, но сразу угасла, когда мать добавила:

– И конечно, твой брат с Амелией. И еще кое-кто…

У подножия лестницы Бромвич резко остановился, и Пенелопа почувствовала, что он слишком крепко сжал ее руку. Подняв глаза, она поняла почему. Сердце ее замерло – наверху стоял мистер Аллен.

– Добрый вечер, милорд. Леди Бромвич, леди Мантон. – Его излишне любезный тон был как патока, и от отвращения по коже Пенелопы побежали мурашки. – Я рад, что у меня появился шанс поблагодарить вас за гостеприимство. И мне, и моим коллегам очень удобно у вас.

Пен осмотрелась и заметила в гостиной Картера и Деннингса, ведущих непринужденную беседу с третьим мужчиной, которого она видела впервые. Посетители были одеты не в привычную льняную униформу санитаров, а в черные костюмы, отчего их присутствие здесь показалось Пенелопе еще более странным.

– Какого дьявола они тут делают? – спросил Габриэль у матери.

Пен нахмурилась. Раньше она не замечала за ним такой грубости, но понимала, почему сейчас он столь резок: он пережил три дня кромешного ада, впереди его ожидал роковой день, который с огромной вероятностью лишит его всего, что он имеет, и до конца жизни упрячет за толстые стены лечебницы, и теперь, когда Габриэль наконец приехал домой, он видит в своей гостиной людей, как раз желающих запереть его подальше от остального мира.