Я замолчала. Не знала, что сказать. Потому что прав. Продалась. Поблагодарила. И теперь сижу тут и выделываюсь. Типа я "не такая". А я — такая. И что мне делать дальше?
— Сколько?
Я настолько увлеклась самобичеванием, что упустила вопрос.
— Что?
— Сколько, спрашиваю. — Паша насмешливо разглядывал меня, как какой-то исторический экспонат в музее, курил, и был умопомрачительно спокоен. Ни злости. Ни недовольства. Бизнесмен на сделке. Уточняет итоговый вариант цены.
Моей.
— Паша, ты не понял меня… — я опять затолкала в глубь сознания ярость, уже затмевающую разум, и попыталась быть конструктивной.
— Я понял тебя. Ты не хочешь денег. Чего ты хочешь? Конкретно.
Черт. Вот и поговорили. Не стоило и начинать.
Я встала, показательно спокойно собрала вещи, опять прижала их к груди.
— Я хочу уйти. И все. Я тебя отблагодарила. На этом все.
Паша потушил сигарету, закинул руки за голову, позволяя затейливой вязи татуировки играть на рельефно обозначившихся мышцах. Помолчал, разглядывая меня все с тем же выражением скучающего туриста в краеведческом музее маленького городка. Кивнул.
— Иди.
Я попятилась в сторону выхода, по-идиотски прижимая к себе вещи и не отрывая от него взгляда.
— До свидания… — пробормотала, непонятно зачем, толкнула задом дверь и выбежала прочь, не дожидаясь ответной любезности. Очередного "пошла вон".
Одеваясь по пути, подхватывая брошенную еще с вечера сумочку в холле, я вызвала машину, и, на этот раз без задержек миновав ворота, уже через пять минут ехала в сторону города. До начала рабочего дня оставалось полчаса, и я успевала вполне.
Вот только как я буду работать в том состоянии, в котором находилась, даже не думалось.
Вообще ни о чем не думалось, кроме этого его прощального пристального взгляда, в котором я все же смогла углядеть вызывающее оторопь смешение злости и жажды, и его сухого: "Иди".
Я ехала, пытаясь высмотреть в зеркальце пудренницы, насколько все печально с моим внешним видом, и уговаривала себя, что это последнее такое унижение в моей жизни. Что больше я такого не допущу и не позволю. И никто никогда не будет у меня так по-хамски, по-хозяйски спрашивать: "Сколько?".
15
— Мелехова, ты у меня совсем не соображаешь ничего? — главбух попытался приподняться со своего места, чтоб, по-привычке, нависнуть надо мной и подышать в макушку, вызывая плохо контролируемый рвотный рефлекс, но, видимо, зад перевесил, и попытка провалилась. Он побагровел и еще повысил голос, так, что теперь, наверно, весь этаж был в курсе, как мне хорошо, — ты зачем непроверенные ДИ отправила на подпись по участкам?
— Но я…
— Но ты просто дура, Мелехова! Поэтому ты теперь берешь свой зад в руки и едешь по всем тем участкам, куда умудрилась отправить документы и проверяешь, чтоб их изъяли. И уничтожили, нахер! Сама знаешь, что будет, если хоть один ушлепок в трудинспекцию заявится с ними! Штрафы я из твоей зарплаты буду вычитать, Мелехова!
Я встала и молча пошла на выход.
Хороший день. Прекрасный просто. И как теперь мне до участков добираться? И как, самое главное, эти документы вытаскивать у работников? Непонятно, чего это Максим Юрьевич вообще так возбудился. Ошибка была смешная, незначительная, а строители вообще скорее всего свои экземляры пустили на туалетную бумагу… Эта категория персонала не очень отвественная.
Но деваться некуда.
Я просмотрела список объектов, опять вздохнула. Уже обреченно. Все в пригородах. На такси разорюсь. Но деваться некуда. Машину корпоративную, конечно, можно взять, но опять рискую нарваться. Вдруг Максиму Юрьевичу моча в голову ударит проверить… Вычтет у меня тогда не только транспортные расходы, но и штраф дополнительный. А у меня и так от заплаты рожки да ножки остались…
Посчитала вчера перед сном, так лучше бы и не делала этого, потом уснуть не могла. А как уснула, так кошмары снились. Как сидим мы с Ленкой в долговой яме, вонючей такой. А сверху Паша Носорог стоит. Ужас мой наяву. Незабываемый. И курит. И смотрит страшно так, сверлит глазами своими чернущими. А потом сигарету выбрасывает и руку мне подает. И знаю я, что дальше будет, после того, как он из ямы меня вытащит… И сердце бьется, и тело струной натягивается, ждущей пальцев опытного музыканта…
Я в холодном поту просыпалась несколько раз. А утром Ленка сказала, что я стонала во сне. И что вообще последнюю неделю сплю беспокойно и бужу ее своими стонами. И глядела на меня как… Ну, не как Ленка моя, стервотина вредная. А как собачонка побитая. И обниматься все лезла.
Явно ведь думала, что Паша на мне там верхом ездил и все приемы из фильмов для взрослых с бдсм-практиками применял. И себя винила во всем.
Нет, ну ее вина, конечно, в этом была, куда ж без нее. Не будь ее, козы длинноногой, я бы второй раз так не попала в Пашину постель. Ведь явно он силой меня не собирался заталкивать в машину тогда, возле офиса. Явно хотел, чтоб сама. И получил, чего хотел. Хоть и не совсем добровольно. Но с удовольствием.
Но теперь все.