Возле дома меня поджидал неприятный сюрприз в виде все той же черной машины все с тем же водителем.
Я хотела пройти мимо, но зазвонил телефон. Паша.
— Ты где? — недовольно рыкнул он в трубку.
И тебе привет, Паша…
— Возле дома уже.
— Сейчас подъеду.
— Не стоит. Я намерена провести вечер с сестрой. Она очень рада, что теперь будет получать повышенную стипендию благодаря неизвестному и очень щедрому спонсору, и, боюсь, как бы эта радость на все ближайшие ночные клубы не расплескалась. Паша, вот о чем ты думал, когда это делал? Не мог у меня спросить, надо ли нам это?
— Нахера? — Паша был спокоен, — ты бы сказала, что не надо.
— Конечно, я бы так сказала! — я остановилась в нескольких метрах от подъезда, злясь и говоря все громче. Водитель в черной машине смотрел на меня изучающе, курил в открытое окно, и, без сомнения, слышал каждое мое слово. — Мне не надо ничего от тебя, Паша, когда ты поймешь? Ни денег, ни вещей, ни охраны! Ничего!
— Ладно тебе, разошлась… — на редкость миролюбиво отозвался Носорог, — денег ей не надо, шмотья, охраны… Понял я… Хотя, стоп, не понял… Какая охрана?
— Как какая? Та самая, которая сейчас на меня в упор смотрит. Мужик весь в наколках, на черном страшном тракторе. Который день уже тут трется. Очень они у тебя непрофессиональные, — я специально заговорила громче, чувствуя свою непонятно откуда нарисовавшуюся стревозность. А что? Пусть послушает!
— Где ты? — В этот раз благодущия в тоне Носорога не было вообще.
— Говорю же, возле подъезда…
— Разворачивайся и вали оттуда. На проспект, где люди. — Паша заговорил отрывисто и серьезно. А я внезапно поняла, почему он так заговорил. Потому что, судя по всему, я ошиблась. И тот мужик, что сейчас смотрит на меня в упор в лобовое, совсем не охрана. А кто-то другой. — Ты слышишь меня, Поля?
Судя по голосу, он бежал.
А я опустила трубку и наблюдала, словно в слоу мо, как открывается дверь черной машины. Как выпрыгивает из нее мужчина. Довольно высокий, ростом, наверно, с Пашу. Жилистый и крепкий. С неприятным цепким взглядом. И полностью татуированными, до самых пальцев, руками.
— Полина, бл*! — рычал Носорог в трубке, — Не клади трубку! Вали оттуда!
— Не уходи, малех, — голос мужчины, приближающегося ко мне, был хрипловатым, с очень характерными блатными интонациями, — давай поговорим.
— Поля! — рык Носорога разбил ступор, и я, вздрогнув, дернулась в сторону. Телефон вылетел из пальцев и погиб, разбившись об асфальт.
А мужчина подошел совсем близко.
32
Так, как сейчас, Паша не гнал вообще никогда. Уже из машины он набрал по громкой Бате и быстро обрисовал ситуацию. Батя коротко матюгнулся и отключился.
И теперь надо было только успеть.
Время, время, время, бл*!
Не хватало времени, не хватало!!!
Паша автоматически подруливал, объезжая препятствия, переводил взгляд с телефона, где механика раз за разом отвечала, что абонент недоступен, на свои побелевшие от напряжения пальцы на руле, и отключал насильно мозг от паники.
Которая, бл*, вообще-то ему несвойствена. Никогда не маялся такой дурью. Все время собирался и делал то, что надо. И на ринге, и на терках, и в разных, не особо приятных, ситуациях, что подкидывала ему жизнь.
А сейчас не мог. Просто не мог отключиться от тупых, замусоривающих сознание мыслей. О том, как она там. О том, где она. О том, что с ней сейчас.
Паша всегда думал, что отбоялся свое. Еще давно, в детстве. А вот нихера! Нихера!
Самое страшное — это не прямая угроза, нет! Самое страшное — бессилие! Понимание, что ты ничего, вообще ничего, бл*, не можешь сделать! Хоть выбегай и впереди машины несись. Да он бы так и сделал, если б это реально помогло!
Он топил педаль, насилуя любимый послушный гелик, и заставлял себя не думать о том, какой он мудак, какой, бл*, долбо*б, не умеющий беречь свое!
Это он потом подумает, все потом. А пока надо программу минимум сделать — догнать за две минуты с центра до окраины. Успеть. Просто успеть.
Пару раз боковым зрением уловил пробесковые маячки, но даже и подумал притормозить. С гаи он решит. Это самая меньшая из задач.
Во двор казачки он ворвался на полной скорости, юзанув в узком въезде, пугая ворон визгом шин, и с немыслимым облегчением углядел вполне живую и здоровую казачку и рядом с ней высокого разрисованного черта, с яркими повадками урки.
Паша вылетел из-за руля, даже толком не притормозив, не пытаясь скрывать ствол.
— Отошел от нее, — рявкнул на весь двор, так, что недопуганные его появлением остатки ворон с карканьем унеслись прочь.
Полина, которая успела за это время только развернуться и открыть рот, тут же опомнилась и побежала к нему, что-то лопоча и выставляя перед собой ладошки. В одной был зажат раздолбанный телефон.
— Паша, подожи, Паша…
Паша внимания на ее слова не обратил, слишком занятый отслеживанием неизвестного и явно стремного мужика, и в то же время ощущая дикое, просто нереальное облегчение от одного только вида ее, живой и здоровой.
Он перехватил ее за талию, сунул себе за спину.
— В машину, бл*!
— Паша… Ты неправильно…
— В машину!