Любовь Орлова: Годы счастья

Как раз примерно к этому времени у них стала появляться возможность чаще бывать во Внукове. Собственно, это и было их настоящее место жительства. Московская квартира стала «явочной» на случай коротких перерывов в делах и местом срочных деловых встреч. Так как мы уже несколько познакомились с образом жизни наших героев, то нам совершенно понятно, почему, добираясь наконец до своего убежища, они предпочитали уединение, жили закрыто. Редкими были здесь многолюдные приемы, разве что «по необходимости». Свои даты отмечали только вдвоем. Был в их жизни день, который они сами назвали «день любви» и проводили всегда дома. Если же кто-то из них вынужденно, по делам, оказывался вне дома, второй никуда не выходил и ждал звонка. Новый год часто встречали с семьей Нонны Петровны, ее сестры: дочерью Нонной Сергеевной и ее мужем Юрием Александровичем Голиковым и их детьми – то есть со мной и братом Васей. После смерти Нонны Петровны они всегда встречали этот праздник только вдвоем. В полночь одевались, выходили к заснеженным деревьям и быстро, рука об руку, шли вперед. Чтобы весь год потом так и идти – только вперед и только вместе…

Однажды ситуация сложилась так, что Любовь Петровна должна была уехать, Ираида Алексеевна лежала в больнице, и Григория Васильевича некому было утром накормить завтраком. И тут не нашли ничего лучше, как это ответственнейшее дело возложить на меня, девятнадцатилетнюю. Люба дала мне самые строгие инструкции: яичница должна быть с помидорами, ломтики хлеба поджарены в тостере именно до золотистого цвета и, что самое ужасное, нужно было рано встать – Грише уезжать утром.

Люба уехала, и я стала тщательно готовиться. Будильник поставила в кастрюлю, чтобы не звонил, а грохотал, легла в самом неудобном месте, чтобы не засыпать намертво… Все кончилось тем, что утром Григорий Васильевич разбудил меня со словами: «Машенька, вставайте, завтрак готов». Конфузу моему не было предела, и я только умоляла Григория Васильевича не выдавать меня Любочке. Малейший промах в отношении Гриши не прощался никому. Судя по всему, он меня не выдал.

Эпизод с Гришиным завтраком натолкнул меня на мысль, что он был совсем не таким беспомощным в быту, каким его видела или хотела видеть Любовь Петровна. От Елены Сергеевны Булгаковой я однажды услышала: «В отношениях близких людей очень важен культ слабостей дорогого человека». Наверное, об этой мудрости догадывалась и Любовь Петровна. Заботиться и опекать Гришу было ее потребностью и, как говорила моя мама, наслаждением. Он охотно принимал эти правила игры, снисходительно подчиняясь и не протестуя.

Живя во Внукове, я частенько присоединялась к Любови Петровне и Григорию Васильевичу, когда они на машине ехали в Москву. Входя в тишину дома, я ни в чем не ощущала предотъездной суеты. Только буквально за минуту до положенного времени вдруг раздавалась дробь быстрых ее шагов, вас овевал ароматный вихрь движения, шуршали сумки-свертки, и – мы уже идем по песчаной дороге к автомобилю. Интересно, что совершенно не меняющий величественного и неспешного ритма движения Григорий Васильевич ничуть не отставал от стремительного полета Любочки к машине. Хлопают дверцы, сторож открывает ворота – и мы едем. Любочка обычно сидела впереди рядом с водителем. И вот тут начиналось самое главное. То, что теперь называется макияжем, Любовь Орлова почему-то осуществляла только в автомобиле, причем именно в тот момент, когда он трогался с места. Напоминаю, что в ее спальне было три огромных зеркала – напольное, настенное и настольное. Нет, в машине немедленно из сумочки вынималась пудреница с зеркальцем меньше ладони. Быстро поплевав на щеточку с тушью, она красила ресницы. Тушь должна была быть только «Ленинградская». Затем – губная помада, затем – пудра. Звонко щелкал замочек сумки, и это был сигнал к тому, что разговор может быть начат.

Сестра

Большой радостью для Любови Петровны было то, что здесь же, во Внукове, буквально через участок жила любимая сестра. Любочка сама выхлопотала ей рядом кусок земли, чтобы не разлучаться. Сестры обожали друг друга, часто виделись. «Нонночка, королева моя!» – встречала Любочка сестру, появляющуюся на ее пороге. А та и вправду королева. На длинной шее точеная головка с тонким профилем итальянской мадонны. Огромные, загадочной зелени глаза. И – свет мягкости, душевного изящества. И – ни на кого из семьи не похожа. И на нее – никто.