Любовь Орлова: Годы счастья

Однажды на бабушкину веранду поднялась целая компания нарядных женщин. Это были Раневская, Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф, ее мать Павла Леонтьевна Вульф и дочь Утесова Эдит. Они привели шестилетнего мальчика Алешу, сына Ирины Сергеевны. Теперь он заслуженный архитектор России и профессор Архитектурного института. Воспоминания о наших бабушках и по сей день связывают нас. Я все чаще запрещаю себе вспоминать тот мир и – не могу забыть. Мои бабушки… Они здорово испортили мне жизнь. Я думала – они, их жизнь – это норма. Увы, это оказалось исключением. После их ухода несовершенство мира стало как-то особенно очевидным. Любовь Петровна и Григорий Васильевич всегда были на «вы». А мне сразу сказали “ты”, и очень решительно. И я не была к этому готова…

Я так помню их всех. Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф. Изысканная, изящная, с неизменной сигаретой в откинутой руке. Элегантная, сдержанная. Она была приглашена Александровым в качестве режиссера по работе с актерами на фильм «Весна», и с тех пор они не только не расставались в работе, но и подружились. И это была не одна лишь общность творческих интересов, это было глубокое духовное родство людей одной породы. Они были похожи своим органичным умением сохранять определенную дистанцию между собой и миром, как бы держа некую оборону. Матушка Ирины Сергеевны Павла Леонтьевна Вульф была первой в истории заслуженной артисткой РСФСР. Она прославилась более всего в чеховском репертуаре, была верной последовательницей своего учителя – Веры Федоровны Комиссаржевской. Сухонькая, в черном, седые волосы подобраны наверх, сияющие светлые глаза, облако пудры. Павла Леонтьевна всячески старалась привить хорошие манеры своему внуку Алеше и мне. А мы – маленькие негодяи – нарочно, к ее ужасу, чавкали и толкались за столом. Павла Леонтьевна, как и положено в хороших домах, приготовила с детьми (мной и Алешей) концерт, который и был представлен (лето 1947 года) на газоне перед Любочкиной верандой. Мы пели, читали стихи, а потом сыграли басню «Стрекоза и Муравей». Здесь перед исполнителем роли Муравья стояла особенно трудная задача: необходимо было делать вид, что копаешь лопатой и при этом никоим образом не повредить безупречный газон. Я же, естественно, исполняла роль Стрекозы. У меня до сих пор сохранилась программка нашего детского представления, на которой рукой Павлы Леонтьевны нарисованы две белоствольные березы… Партер располагался на веранде, и нашими зрителями были: мое и Алешино семейства, Любовь Орлова и Григорий Александров, Фаина Раневская, Леонид Утесов с дочерью Эдит, Василий Иванович Лебедев-Кумач. Вот такой у нас был зрительный зал, и я свой, как теперь понимаю, единственный подлинный триумф запомнила навсегда…

Софья Ефимовна Прут, жена киносценариста Иосифа Прута, тогда уже с ним разведенная. Красиво лиловеющая седина крутых кудрей, стройность, живость и блеск ярких глаз. Она была особенно азартная преферансистка и излучала беспредельное обаяние женской красоты.

Ева Яковлевна Милютина обладала неподражаемым юмором и абсолютной готовностью откликнуться на любой его намек. Шарм и легкость при ее полноте делали Еву Яковлевну, которую трудно было назвать красавицей, неотразимо привлекательной. В 1920–1930-е годы она являлась звездой сатирических кабаре, в том числе и «Летучей мыши», и была высококлассной комедийной актрисой. Я никогда не забуду ее персонажа в «Клопе» Маяковского, поставленном Плучеком в Театре сатиры, который в конце 1950-х еще располагался на Бронной. В розовом коротком платье с огромным бантом ниже пояса, спиной к зрителю, опираясь на рояль, она этим самым бантом вытворяла немыслимые па в чарльстоне, и это было самым ярким моментом всего спектакля.

К этой блистательной компании принадлежали также две гимназические подруги бабушки Надежда Васильевна и Марина Николаевна, которые более всего отличались какой-то безбрежной добротой и доброжелательностью ко всему миру и всему человечеству. Обе работали в медицине.

С тех пор я навсегда полюбила и несколько преувеличенную экзальтацию в проявлении чувств, и звучные поставленные голоса, и театральность жеста – как у них всех тогда и там…