Любовь Орлова: Годы счастья

Артисты навсегда запомнили эту встречу, одобрение такого мастера было для них очень важно. Григорьев потом говорил мне, что появление Орловой в кабинете Толмазова стало настоящим маленьким красивым спектаклем. Она не приходила, пока не собрались все. Когда Орлова наконец появилась в дверях, Борис Никитич включил яркий свет в своем кабинете – и раздались аплодисменты. Артисты приветствовали всеобщего кумира и любимицу. Она была приветлива, ласково кокетничала с Костей, изящно шутила, мило болтала с коллегами. Одета была подчеркнуто скромно: в коричневое шерстяное платье – юбка в складку, отложной воротничок. Это платье она шила в ателье дипкорпуса, которое располагалось в подвальном этаже универмага «Москвичка» на Новом Арбате. Когда мы приходили туда на примерку, все мастера бросались к Орловой, наперебой стараясь сделать ей что-нибудь приятное. Любовь Петровна умела располагать к себе людей.

Но это уже успело стать воспоминанием, а теперь она лежала в больнице, а Григорий Васильевич приезжал к ней, и эти свидания стали главным содержанием, печально-радостным ритуалом их жизни. Она всегда с нетерпением ждала его, не позволяя себе терять форму, радуясь свиданию, его неизменно ласковой улыбке…

Больница, операция, болезнь… Никто и никогда не видел при этом Любовь Петровну небрежно причесанной или плохо одетой. Со временем желтизна оставила ее, и она по-прежнему хорошо выглядела. Пару раз мы с мамой приезжали к ней, специально не предупреждая ее по телефону. «Интересно, хоть раз мы увидим Любочку или непричесанной, или просто в ночной рубашке?» – говорила мама, восхищаясь умением Любови Петровны держать форму. «Вы хорошо держитесь в седле», – говорил партнер ее героини в спектакле «Милый лжец». Эти слова – о ней самой, о ее поразительной самодисциплине и силе воли. Нет, нам так и не удалось застать ее врасплох. Любовь Петровна всегда была безупречно причесана и одета.

В декабре 1974 года страна отмечала сорокалетие премьеры фильма «Веселые ребята». Григория Васильевича и Любовь Петровну пригласили на телевидение для интервью. Ее привезли в Останкино из больницы. Они сидели в кадре рядом. Я запомнила ее фразу в этом выступлении: «Я благодарю судьбу за то, что она послала мне такого друга, мужа и такого великолепного режиссера, как Григорий Васильевич. Спасибо!» – и как она посмотрела на него! И я впервые в жизни увидела его лицо без так свойственной ему улыбки…

На следующий день после передачи в Москве все только и говорили об этом выступлении, что 72-летняя Орлова выглядела не старше сорока, что оба они прекрасны. Рабочий день повсеместно оказался нерабочим, потому что, как рассказывали мне буквально все мои знакомые, дела были заброшены и время было отдано исключительно бурному обсуждению этой уникальной пары…

Через два месяца, 26 января 1975 года, ее не стало… Об их последней встрече мне рассказал Григорий Васильевич. 23 января, в свой день рождения, он, как всегда, приехал к Любочке в больницу, побыл у нее и потом вернулся домой. Но не успел он раздеться, как зазвонил телефон. «Приезжайте!» – раздался ее угасающий голос. Это было очень необычно, так как в любой ситуации она думала прежде всего о нем и старалась не тревожить его лишний раз. Он тотчас поехал опять в Кунцево. Когда он вошел в палату, она сказала только: «Как вы долго!» – и сразу потеряла сознание. Больше она в себя не приходила.

«Это был ее первый упрек за всю нашу жизнь!» – сказал мне Григорий Васильевич. Я была потрясена. Какая сила любви, чтобы отодвигать саму смерть, чтобы в последний раз увидеть его, свою любовь! Она потеряла сознание 23 января – в день рождения Григория Васильевича. Похороны состоялись в ее день рождения – 29 января.

Хоронила обожаемую актрису, звезду, свою Любовь буквально вся Москва. Гроб стоял на сцене Театра имени Моссовета. Мы медленно ехали на машине вдоль очереди тех, кто хотел с ней проститься. Очередь эта тянулась от площади Восстания к площади Маяковского, к театру. Был мороз. Григорий Васильевич с сыном и мы – папа, мама, брат и я – сидели на сцене у гроба. Во весь задник висел огромный портрет Любови Петровны с ее знаменитой ослепительной улыбкой. Звучала траурная музыка. Шла бесконечная череда людей. К гробу выходили с прощальными словами Ростислав Плятт… Ия Саввина… Замминистра культуры СССР Константин Воронков… Еще кто-то… И вдруг к гробу подошел человек с огромным – выше человеческого роста – венком живых роз. Я обратила внимание, что надпись на ленте была – «Любочке…» – и лента загибалась, и больше ничего нельзя было прочитать. Человек этот был так ослепителен, что его появление не могло не вывести из понятного оцепенения и не запомниться. Это был принц из девичьих снов – только немолодой. Высокий, стройный, с горящими глазами, белоснежная прядь в черных волосах. Марчелло Мастроянни, но более мужественное лицо, более резкие черты… Спустя некоторое время я навестила Григория Васильевича и спросила его об этом прекрасном незнакомце. И вот что он мне рассказал.