Любовь от начала до конца

«Батюшка Серафим, ты всё знаешь… Ты знаешь, как я люблю Тоню, как много она для меня значит. Я очень хочу ей помочь. Очень! Но сил моих, возможностей моих не хватает. Батюшка Серафим, пожалуйста, помоги! Помоги Тоне. Дай ей силы, дай ей терпение, дай ей надежду. Помоги врачам. Помоги им понять, как лечить Тоню, как вернуть ей здоровье. Помоги мне. У меня есть только моя любовь, и если это возможно, пусть любовь моя обретёт исцеляющую силу. Пожалуйста… Батюшка Серафим… Я так её люблю…».

Возле иконы целителя Пантелеймона зажёг вторую свечу. А через несколько минут боковым зрением увидел за собой высокую чёрную фигуру. Я обернулся.

– Храм закрывается, – твёрдо сказала мне женщина в чёрном. – Оставляйте свечи. Я их сейчас затушу, а завтра утром зажгу.

Я молча кивнул и вышел из храма.

В церковь я ходил редко. Только когда сильно прижмёт. И всякий раз, подходя к церкви или выходя из неё, испытывал неловкость. Я знал, что нужно креститься, но креститься при посторонних стеснялся. Вот и сейчас, выйдя из дверей храма и приостановившись на паперти, замялся. Мимо шли две женщины и о чём-то оживлённо разговаривали. Я замер. Потом вспомнил, как я сам наблюдал людей, которые крестятся. Никакого удивления или недоумения они у меня не вызывали. Повернулся лицом к церкви и неуклюже перекрестился.

Женщины прошли мимо, не обратив на меня внимания.

Глава шестая Испытание жизнью

Дома меня ждало сообщение от Людмилы:

«Рома, отзовись! Я хочу поговорить с тобой».

Я отозвался.

Казалось, я уже всё про тебя знаю. Мы давно переписывались с Людой, и на все вопросы я получил ответы. В этот день я понял, что знаю о тебе очень мало. Я бы, наверное, так ничего и не узнал. Но Люда мне рассказала. Не думаю, что она этого хотела. Так получилось.

В тот день Людмила ездила к тебе. Написала, что ты очень подавлена. В телефонном разговоре с мамой ты вдруг попросила похоронить тебя возле дедушки и бабушки, и чтобы там же похоронили Игоря. Мама в слёзы, давай звонить Людмиле: что это Тоня об этом заговорила? Ей так плохо? Люда бросилась к тебе. Весь вечер разговаривала с тобой, пытаясь успокоить, но разговор всё равно получился грустным. Ты сказала Людмиле, что у тебя такое состояние, будто из тебя высосали всю радость жизни. Что всё бесполезно. Ты ничего не хочешь, и пусть все оставят тебя в покое.

Ну, ничего не получается!

Не получилось с фистулой на руке. Не получилось с искусственным сосудом. Пока кровь для очистки берут через временный катетер. Он рассчитан на месяц, но у тебя стоит уже четыре месяца, и менять его не собираются. С этим катетером нельзя мыться и всё, что ты можешь себе позволить, это обтираться мокрой тряпочкой.

У тебя нет сил, и врачи не могут объяснить, в чём дело. В организме скапливается лишняя вода и доктора постоянно твердят, что надо меньше пить. А ты и так считаешь каждый глоток. Начала болеть пятка прооперированной ноги и тебе больно становиться на неё. Ты проголодалась, но не смогла дойти до холодильника и расплакалась.

«Пока я сидела у неё, успокаивала, пока ехала домой, я бодрилась, – писала Людмила. – Но только закрыла за собой дверь – и разрыдалась. Что делать? Как ей помочь?».

Чуть ли не через слово Люда вставляла грустные жёлтые рожицы, из глаз которых катились слёзы…

Я вспомнил мучивший тебя вопрос и в бессильном отчаянии написал Люде:

«За что же Тоне это наказание?».

И вот здесь, наверное, Людмила не выдержала.

Люда: «У Тони всегда была возможность вести другую жизнь. Но она выбрала эту жизнь, а вместе с ней выбрала и свою болезнь. И мы ей в этом помогли».

Я: «Ты хочешь сказать, Тоня сама себя наказала?».

Люда: «Ром, ты даже представить себе не можешь, как Тоня жила все эти годы!».

Так я узнал то, что мне не полагалось знать.

Я узнал твою историю. Узнал её такой, какой её знали только твои близкие.

Всё поначалу складывалось благополучно. Твой муж работал ювелиром, и пока существовал Советский Союз, хорошо зарабатывал. Когда я учился в институте, у вас уже была своя машина. Но потом родился Игорь. Игорёша. Почти все деньги стали уходить на лечение сына.

Рождение такого Игорёши стало для ваших родных шоком. Теперь Люде стыдно об этом вспоминать, но тогда ваша семья не приняла его. Узнав, что произошло, родители сразу постарели и изменились. Дед не хотел гулять на улице с внуком. Он стеснялся. Больного ребёнка постоянно разглядывали здоровые дети, тыкали в него пальцами. Бабушка тоже стеснялась выводить Игоря на улицу. Да и ты сама, и Люда. Когда смотрят, спрашивают – что отвечать? Тогда ведь было устойчивое мнение, что больные дети рождаются только у алкоголиков. Твоему мужу во время посиделок на работе один из подвыпивших сослуживцев вроде как в шутку сказал, что зачали, небось, ребёнка по пьяному делу. Вот он такой и получился. Наверное, так думал не он один.

Со временем все как-то примирились, что в семье появился необычный ребёнок, но горький осадок остался. Ты это чувствовала и постоянно напрягалась, пытаясь всё исправить.