Любовь по обмену

Отец чисто выбрит, наряжен в очередные безумно дорогие брюки и голубую рубашку, каких у него, наверное, миллион, и пахнет одеколоном. Он даже не снимает солнцезащитных очков, чтобы поприветствовать сына.

– Привет, – бурчу себе под нос, поворачиваюсь к матери и заключаю ее в объятия.

То ли я вырос, то ли она уменьшилась. Все те же нелепые кудряшки в стиле Мерилин Монро, те же сладковатые духи и чуть припухшее лицо после очередной подтяжки, кажется, мама не изменилась. Но ее выражение лица при взгляде на меня трудно назвать привычным.

– Оу, милый, – щебечет она, хлопая ресницами, – тебе бы постричься… Так оброс…

– Надеюсь, не прямо сейчас?

Она разражается смехом.

– Нет, конечно!

Пока мы идем к машине, вспоминаю, как сильно меня тянуло сюда. Это сродни острому желанию увидеть и убедиться: да, это всё оно – то, чем я жил девятнадцать лет своей жизни. Мягкий, влажный океанский воздух, ласковое солнце, прохладный ветер, огромное светло-голубое, кажущееся почти бесконечным небо. Все, что я впитал с молоком матери и что неудержимо манило обратно.

Родина.

По дороге до дома я ощущаю себя туристом. Заново оглядываю здания буквально всех цветов радуги и совершенно разной архитектуры. Современные высотки, бетонные коробки, домишки, хранящие мексиканские, испанские и даже индейские традиции Южной Калифорнии.

Яркие красные трамвайчики, фонтаны, пальмы, клумбы с цветами. Музеи, рестораны, шумные ярмарки с палатками на колесах, церквушки. Сады, парки, набережные, памятники старины. Отовсюду доносится речь на родном языке.

Меня охватывает необъяснимое чувство. Я будто заново влюбляюсь во все это.

Особняк семьи Реннер встречает нас прохладой каменного пола, привычным уютом и радостным визгом сестры. Та бросается на меня с разбегу и виснет на шее.

– Джас, тебя не узнать! – смеется, заливаясь. – А какой ты бледный! Вот что значит солнца полгода не видеть!

– Да уж, ты тоже изменилась, – теряюсь я.

Кто-то подменил мою сестру. Эта девица, в которой я едва узнаю прежнюю Челси, пытается вести себя со мной так, будто мы сто лет знакомы.

– Брось! – отмахивается она и тут же кружится, позволяя рассмотреть похудевшие бедра, обтянутые коротенькими шортами, выгоревшие, словно облитые солнцем волосы и грудь, успевшая появиться в ее лифчике, прикрытом коротким топом.

– Уезжал, ты была зубрилой в растянутой бесформенной футболке и очках, – усмехаюсь, – а теперь… топ-модель!

Она снова запрыгивает на меня и смеется. Прижимаю сестру к себе, довольный тем, что хоть кто-то радуется моему приезду.

– Не надо, не дави на него, Ли, – доносится из гостиной. – Все завтра, хорошо? Пусть мальчик отдохнет с дороги. Неужели твой бейсбол не может подождать хотя бы денек?

Отпускаю Челси, беру сумку и поднимаюсь на второй этаж.

– Он все еще надеется, что ты вернешься в бейсбол? – спрашивает Челси, догоняя меня.

– Видимо, – хмыкаю я.

Открываю дверь и замираю. Вот она – моя обитель. Много света, воздуха, солнца. Все привычное и удобное. Как я без всего этого обходился?

Швыряю сумку на пол, вхожу и падаю на кровать лицом вниз.

Челси что-то говорит, рассказывает, что Стёпе разрешили продолжить обучение в Штатах, а у меня нет сил даже пошевелиться. Мне будто руки и ноги ампутировали. Чувства ампутировали.

Меня словно не существует. Вот эта оболочка лежит на кровати, что-то мычит в ответ на реплики сестры. Я заперт внутри нее, как внутри бутылки. Кричу, бью ладонями о поверхность, пытаюсь привлечь хоть чье-то внимание, но меня никто не слышит. Все звуки тонут в тишине. Тоска острым лезвием поднимается откуда-то из глубины желудка все выше и выше, разрезает меня напополам. Хочется в кровь искусывать губы, от боли корчиться, стонать, выть… но нельзя. Не поможет.

Вообще, не пристало мужику валяться и корчиться. Тем более реветь, как девчонке. Зубы сжал и терпи. Даже если сердце больше не хочет биться без нее. Пока не сдохнешь, терпи. Терпи.

* * *

Время около полуночи. Со мной сестра и ее парень.

Мы идем по пляжу. Песок под ногами светится белым в лунном свете. Кругом, куда ни глянь, тусовки. Костры, танцы, бочонки с пивом, музыка, еда, компании подвыпивших студентов на капотах машин, запах травки.

Мне непривычно душно после русских холодов. Расстегиваю верхние пуговицы рубашки-поло, взъерошиваю волосы. Меряю ногами пляж, фотографирую все, что еще можно сфотографировать в такой темноте, и отправляю снимки своей девушке.

– Привет! – от одной из компаний отделяется мощная фигура. Узнаю своего приятеля Брайана. – Чувак, как дела? – спрашивает он, сжимая мою ладонь в крепком рукопожатии.

– Нормально, – пожимаю плечами.

Смотрю в сторону их компании и замечаю Фло, которая стоит возле одной из машин в коротком белом платьице. Она отпивает из стаканчика и салютует мне, но больше не делает никаких движений в надежде, что я сам подойду. Я этого не делаю. Перевожу взгляд на Брайана, чье тело буквально лопается от мышц, обтянутых тонким хлопком майки.

– Ну, как? Вырвался наконец? – Он протягивает мне свое пиво, но я отказываюсь, вежливо мотая головой. – Здорово твой отец над тобой прикололся! Мы все переживали.