– А Игорю! Игорю! Та-а-ак не повезло! – сгибается от смеха Маша.
– Да, расскажи ему, – просит Зоя.
Мы снова встречаемся взглядами, и я слышу собственное сердце в груди. Как же она хороша с утра. С этими убранными в высокий хвостик светлыми волосами, ясными, голубыми глазками и длинными, почти прозрачными пушистыми ресницами. Просто куколка. Только живая.
Дима дожевывает кусок и выдает:
– Игорь сегодня утром умудрился сказать Федору Афанасьевичу, нашему завкафедрой: «Отстань, я еще спать хочу!»
Мы ржем.
– Представляешь, сколько крику было! – хохочет Маша.
– О, так, значит, мне просто повезло, – бормочу я.
– Еще бы! – Зоя смеется. – Он так орал, что оставил там весь негатив и сюда уже пришел расслабленный и добрый.
– Хорошо, что мы не заняли тот домик… – выдыхаю с облегчением.
И наш завтрак затягивается еще на добрых полчаса.
Весь новый день на базе пролетает как в сказке. Игровые виды спорта, теплое солнце, много смеха, приятная усталость и сладость победы.
Мне никто не задает вопросов по поводу прошедшей ночи. С Зоей мы об этом тоже не говорим. Что-то витает между нами, и это невозможно не замечать. Мы оба словно чувствуем необходимость поговорить, но так и не решаемся, чтобы все не испортить. У нее бойфренд, у меня неизбежный отъезд через несколько месяцев. Стоит ли переходить черту, из-за которой уже не будет возврата? Стоит ли оно того и не окажется ли банальным влечением, которое разрушит только установившиеся дружбу и взаимопонимание?
И мы молчим. Откладываем момент разговора снова и снова. Точно ходим по краю. Наши волнение, тревога, эмоции – они в воздухе электричеством, они искрами во взглядах, они огнем в прикосновениях. Они есть, но мы старательно делаем вид, что их не существует.
Я забиваю гол за голом в игре, потому что знаю – если победим, она будет рядом, будет радоваться вместе со мной. Мы сможем обняться у всех на виду, и это не будет преступлением, даже если объятия будут чуточку крепче дружеских. В этот миг мы оба замираем и перестаем дышать.
Даже если это на самом деле интимнее, чем кажется со стороны, и нам больно отпускать друг друга. Мы все равно отступаем назад. Это становится настолько невыносимым, что раздирает меня изнутри и требует выхода.
– Что это будет? – спрашиваю, придвигаясь.
Мы с ней вдвоем на маленькой кухоньке. Ребята накрывают стол во дворе. Зоя чистит большим ножом картофелину.
– Жареная картошка, – отвечает она.
– Это как?
Ее взгляд торопливо блуждает по моему лицу. Мое волнение вот-вот выльется через край. Так не смотрят на того, кто безразличен. Так заглядывают в самую душу.
– Сейчас почистим ее, порежем длинными такими ломтиками, тоненько. – Зоя трясет головой, будто отгоняя от себя какие-то мысли. – Она не должна быть влажной, тогда хорошо прожарится и у нее будет вкусная корочка.
– Помогу тебе, – беру картофелину и свободный нож.
Ни черта не соображаю, как нужно ее чистить и с чего начать.
– Не порежься, – мягко говорит она.
В ее улыбке столько доброты и искренности, что мне немедленно хочется схватить эту девчонку в охапку и задушить в своих объятиях.
– Вот так, да, – Зоя следит за каждым моим движением, подсказывает, одобрительно кивает, – только не срезай так много.
Когда картофель вымыт и подсушен, мы вместе разогреваем на плитке сковороду, наливаем в нее растительное масло.
– Первый раз ждем подольше, – говорит она, когда картофельные палочки уже засыпаны в сковороду и начинают громко шипеть, – чтобы хорошо зажарились, – закрывает прозрачной крышкой. – Переворачивать нужно как можно реже, в этом весь секрет, иначе она превратится в пюре. В середине процесса добавим порезанный лук, а вот соль в конце.
Мы сидим на стульях плечом к плечу. Наблюдаем за жаркой картошки, будто это самое важное действо на свете. Никто из ребят за все время приготовления так и не заходит в домик. Они словно тоже чувствуют, что нам хочется побыть вдвоем. Повторяю названия продуктов на русском, и мы смеемся. Мне ужасно хочется взять ее руку в свою, но я так и не решаюсь.
Бред, конечно. Ничто и никто не помешает мне сделать это, если захочу. Ощущение того, как ломает все тело, как выворачивает душу наизнанку, весь этот кайф на грани боли от невозможности дотронуться до нее – это своего рода изощренное удовольствие, и мы хотим испить его до дна.
Наш последний ужин на природе, сборы, обратная дорога в автобусе – все это тоже напрочь отрывает от реальности. Прощаемся с ребятами, топаем вдвоем от остановки с заметно облегченными сумками. Мы покусаны комарами, потрепаны, покрыты пылью и совершенно счастливы.
Пока в моем кармане не начинает звонить телефон.
– Походные принадлежности в подарок за первое место – это сильно, – смеюсь я, выуживая смартфон.
– А вот мой папа был бы доволен, – хихикает Зоя, покачиваясь на бордюре.
Это ее любимая привычка – идти по бортику, быстро переставляя ножки и рискуя потерять равновесие.
– Надо же, – выдыхаю я, заметив, что на экране высветилось: «Отец». Нажимаю «Ответить». – Да?
Голос отца, как всегда, сух и строг:
– Здравствуй, сын. Наконец-то я смог дозвониться.
– Привет.