Застываю в немом замешательстве, когда, освободившись от обуви, он лезет на мою кровать. Вот его руки уже на моем одеяле, его колени тоже на постели, вот и сам Джастин приближается. У меня перехватывает дыхание. Сажусь и испуганно смотрю на него в упор.
Он словно только этого и ждал. Ложится поверх одеяла головой на мои колени и вытягивает ноги, которые никак не хотят умещаться на узкой, короткой койке. Подтягиваюсь и сажусь спиной к стене. Джастин переворачивается на спину и складывает руки на своей груди.
Я сижу. Он лежит. На мне. Его голова покоится на моих коленях. Смотрим друг на друга в полутьме, и у меня дыхание сбивается. Я в шоке. Он улыбается.
– Джастин, – с трудом отрываю язык от нёба.
Замираю, когда он поворачивается ко мне вполоборота и поднимает руку.
– Зоуи… – глядит так мечтательно и опьяненно, что мне хочется верить, что это я вызываю у него такие эмоции, а не пиво.
– Что? – выдыхаю, косясь на его руку, так и застывшую в воздухе.
– Губы, – говорит он по-русски.
Его пальцы касаются моей верхней губы. Проходятся медленно и нежно по контуру и осторожно спускаются к нижней, проделывая с ней то же самое. Я боюсь пошевелиться. Меня точно парализовало. Единственное, что могу, – это следить, затаив дыхание, и чувствовать дрожание в подушечках его пальцев.
– Шё-ки.
Пальцы скользят по моей щеке снизу вверх, оставляя после себя огненные дорожки. Свет луны мерцает на его лице, и я вижу улыбку, застывшую. Дышу тяжело, шумно. Мне очень хочется облизнуть пересохшие губы, но я сдерживаюсь. Закрываю глаза, потому что сладкой, острой судорогой мне вдруг сводит низ живота.
– Нос, – усмехается он, проводя указательным пальцем по спинке моего носа до самого кончика. От следующего движения мне приходится закрыть глаза – его пальцы мягко ложатся на веки. Чувствую, как они очень медленно движутся от внешнего уголка к внутреннему и возвращаются обратно. – Гла-за.
У меня кружится голова. Легкие горят от безумного количества адреналина. Внутри меня какое-то странное предвкушение, и оно приятнее любых поцелуев – ожидание чего-то прекрасного.
Я вся отдаюсь на волю ощущений.
– Лоб, – делая акцент на букве «б», произносит Джастин.
Его ладонь ложится на мой лоб, прикрывая собой все лицо. Она задерживается там всего на пару секунд, а затем начинает медленно опускаться вниз, касаясь глаз, носа и, наконец, губ.
Мое сердце грохочет в тишине комнаты, заглушая любые звуки. Я жду продолжения. Хоть чего-нибудь. Но его рука, задев мой подбородок, опускается обратно на его грудь.
Мы молчим. Смотрим друг на друга.
И никто из нас так и не решается сделать тот шаг, который пересек бы черту. Пока и этого достаточно. Вокруг так тихо-тихо, а нам так хорошо-хорошо.
Набираюсь смелости и запускаю пальцы в его волосы. Они такие, какими я себе их и представляла: мягкие, шелковистые, густые. Глажу его по голове и больно сжимаю губы, чтобы не впустить на лицо глупую блаженную улыбку.
– Я знаю, что это будет за тату, – вдруг едва слышно говорит он и тихо выдыхает. Закрывает глаза от удовольствия. – Это будет твое имя, Зоя.
Ничего не понимаю, но продолжаю его гладить.
Никогда не думала, что прикосновение к другому человеку может быть таким невообразимо приятным. Мне хочется нагнуться и коснуться губами его губ. В тот момент, когда я почти решаюсь на это, понимаю – Джастин спит.
Открываю один глаз, потому что слышу какое-то движение в комнате. Две широкие полоски света тянутся по деревянному полу. Форточка приоткрыта, тонкая занавеска колышется на ветру. Пытаюсь понять, где я и как мог здесь очутиться, но память возвращается неохотно.
Вот я смотрю на Зою, в полутьме черты ее лица кажутся почти сказочными. Она так далека, так прекрасна, и это определенно просто видение, но вот мои пальцы уже касаются ее губ, и все становится реальным.
Возможно, мне привиделось, но я точно помню, как ее голова лежала на моем плече сегодня ночью. Запах сырости, прелой травы и костра перемешивался с ароматом хвои в ее волосах, а я, уткнувшись носом в самую макушку, наслаждался. Потом мы лежали на боку. Уже светало, когда я положил на нее свою руку и крепко обнял. Даже через одежду чувствовался жар ее кожи.
Не могло же такое присниться?
– Доброе утро, – доносится до моих ушей незнакомый мужской голос.
Как молотом по наковальне. Что это?
Я дергаюсь, и в висках начинается бешеная пульсация. А в голове – только одна мысль: «Если она здесь, рядом со мной, нас застукают и отчислят!» Ворочаюсь и понимаю, что в кровати я точно лежу один. Мне дурно.
Пытаюсь раскрыть глаза. Размытое изображение снова с трудом выстраивается в четкую картинку: обшарпанный пол, солнечные лучи, скользящие вдоль комнаты, чьи-то ноги в серых кроссовках.
– Доброе утро! – повторяет незнакомый мужчина, пожилой, с копной седых волос и строгой военной выправкой.
– Доб-рое ут-ро… – с трудом поднимаюсь и сажусь, потирая веки пальцами.
– А-а-а, – протягивает незнакомец, наклоняясь ко мне, – это ты наш американец?