Любовь по расчёту

По вечерам уставший за день Лёха либо поигрывал на пианино, либо читал Акунина. Встречаться с бывшими одноклассниками он совершенно не стремился. О чем с ними говорить? У Лёхи теперь совсем другая жизнь, новые интересы. Засыпая, он думал про Соню и про глазастую Еву с яблоком. Сравнивал их. Сравнение иногда выходило в пользу Сони, а иногда при воспоминаниях о глазах Евы сердце его стучало в груди так, будто бы пыталось исполнить французскую польку. Отец с матерью к разговору о покупке имущества Костаниди больше не возвращались. Работой сына оба явно были довольны и, наверное, поняли, что разговор про его будущее ему неприятен.

Обратно Лёха летел самолётом из Краснодара. Перед посадкой в Питере, глядя в иллюминатор на тёмные тучи, обычно окружавшие город в любое время года, он вдруг понял, что летит домой. В Новороссийске остался дом его родителей, а свой собственный дом, который ему предстояло построить, находился впереди, и именно, в Питере.

В первый день занятий он встретил на институтской лестнице ту, которую мысленно называл Евой с яблоком. Вернее не встретил, а увидел её отражение в зеркале. Ева шла какая-то задумчивая и печальная. Лопатина она не заметила, а ему вдруг нестерпимо захотелось подойти к ней, обнять и расспросить о причинах её расстройства. Захотелось рассказать ей что-нибудь смешное и погладить по голове, как давеча это делала мама. Он с трудом удержался, чтобы не кинуться ей наперерез.

Соня к началу семестра, разумеется, опоздала. На все звонки Лопатина её телефон отзывался невнятным пиканьем и бурчанием, и только на третий день от начала занятий трубка сообщила, что абонент находится вне зоны действия сети. После этого Лопатин уже звонил ей непрестанно. Наконец, абонент появился в сети, и сонный голос Сони объявил:

– Совков! Ты совсем сбрендил, не видишь, что я сплю. У меня сдвиг по времени.

– У тебя, Соня, еще и сдвиг по фазе. Ты опять хочешь запустить учёбу? – строго спросил Лопатин.

– Не хочу, – Соня зевнула. – Ну, скажи, зачем ходить на лекции, которые всегда есть у такого отличника, как ты, и их всегда можно скопировать и потом почитать в приятной обстановке? Нет! Обязательно надо тащиться в школу и слушать всю эту галиматью. Да еще записывать!

– Таким образом и только таким эта галиматья лучше усваивается. Лекции читать не так интересно, как Драйзера, – тут Лопатин покривил душой. Драйзера читать ему было совсем не интересно. – И самое главное у преподавателя можно сразу спросить, если что-то вдруг не понятно.

– Хор, Лопатин, убедил. Завтра буду, – Соня дала отбой.

Назавтра она к началу первой лекции всё-таки опоздала, однако прокралась в аудиторию, плюхнулась рядом с Лопатиным, потеснив Валерку Яковлева, и поначалу откровенно зевала. Правда к концу лекции втянулась и даже прилежно задала преподавателю пару вопросов, искоса глядя на Лопатина. Препод расцвёл, как роза, и принялся объяснять Соне непонятное. Соня моргала глазами и кивала головой. Все остались довольны.

После занятий Лопатин проводил Соню до её машины и впервые пожалел, что девушка, за которой он ухаживает, такая богатая. Ведь в другом случае можно было бы подвезти её до дома и, глядишь, поцеловать на прощание. А так, открыл перед ней дверцу и помахал ручкой. Вот и все ухаживания.

Он долго ломал себе голову, куда бы пригласить Соню вечером. Потом решил, что такой начитанной девушке из интеллигентной еврейской семьи, интересней всего будет в Филармонии. Он долго изучал афишу и в результате взял билеты на вечер итальянской музыки. В программе были не только популярные классические произведения Россини, Вивальди, Доницетти, но и современные мелодии Нино Рота, Эннио Морриконе и других итальянских композиторов, фамилий которых Лопатин к стыду своему не знал. Больше всего Лопатина к выбору этих билетов подтолкнуло наличие в составе оркестра мандолин и аккордеона. Такую музыку Леша Лопатин мог слушать бесконечно.

Соня, когда он предложил ей посетить Филармонию и помахал перед носом билетами, слегка скривилась, тяжело вздохнула, пожала плечами и сказала:

– Ну, не знаю…

– Как?! – удивился Лопатин. – Ты не любишь музыку?

– В принципе люблю, конечно, – Соня опять вздохнула, – но не до такой же степени!

– Какой такой степени?

– Ну, чтоб в Филармонию ходить и всё такое.

Лопатин расстроился. Наверное это расстройство проявилось на его лице столь отчетливо, что Соня тут же быстро сказала:

– Хорошо, хорошо, пойдем в Филармонию, но при одном условии.

– Каком?

– После Филармонии я отведу тебя в другое не менее хорошее место.

– После филармонии? Но там же концерт заканчивается поздним вечером!

– Лопатин! Ты что ложишься спать в десять часов?

– Ну, да.

Соня опять тяжело вздохнула:

– Придется лечь попозже, и вообще, тебе пора бы обновить стрижку. Ты оброс, как дикобраз. С таким мне в Филармонию идти никак нельзя.