Любовь по-санкюлотски

«Между молодым генералом и семейством Лоренти, в котором было две дочери и сын, установилась тесная дружба. Они часто обедали в столовой, выходившей окнами в большой апельсиновый сад, куда молодые люди ходили гулять и играть. Когда он работал в большом салоне на втором этаже, мы часто видели, как он вдруг становился задумчивым, перебирая, очевидно, в голове горы проектов. Иногда взгляд его останавливался на испанской картине, на которой был изображен играющий на гитаре человек. Картина эта ему очень нравилась. Он гулял по длинным усаженным апельсиновыми деревьями тропинкам, останавливался, что-то быстро чертил тростью на земле, а затем все стирал ногой.

Молодые люди часто играли, и их смех разливался по всему саду…[252] Бонапарт явно отдавал предпочтение одной из моих дочерей, которую звали Эмилией. Он даже как-то раз заговорил о свадьбе. Но госпожа Лоренти, которую он называл мамочкой, дала ему понять, что в связи с юным возрастом девочки эти планы следует отложить».

Бонапарт был этим очень удручен. Все более и более убеждаясь в важности роли женщины в судьбе мужчины, он с удовольствием бы женился на этой юной южанке. После Шарлотты, которая дала ему возможность взять Тулон, после Маргариты, которая помогла ему стать командующим артиллерией Итальянской армии, дочка богатого торговца могла дать ему деньги, которые позволили бы ему беззаботно жить самому и обеспечить жизнь его семье.

Несмотря на отказ госпожи Лоренти, он продолжал ухаживать за девушкой. Кокетливая Эмилия, явно польщенная интересом, который к ней проявлял молодой генерал, была вовсе не против того, чтобы стать его женой.

«Ее юное сердце было тронуто, — писал Пьер Леруа, — она любила Бонапарта, мечтала о том, как он обнимет ее, и простодушно представляла себе, когда он говорил о будущих боях, как она совершит невозможное и умрет вместо него…»[253]

…Ей и в голову не приходило, что однажды она и впрямь спасет ему жизнь.

О событиях 9 термидора в Ницце узнали лишь 17 вечером. И сразу же началась «чистка». Всех, кто был близок к Огюстену Робеспьеру во время его пребывания в городе, обвинили в симпатиях к монтаньярам и арестовали.

Салицети, таившему злобу с того дня, как Маргарита Рикор отказалась лечь с ним в постель, представилась прекрасная возможность отомстить Бонапарту[254].

Он помчался к Барселонетту и донес Конвенту на своего соотечественника.

— Этот генерал очень опасен, — заявил он. — Несколько месяцев тому назад он ездил в Геную для того, чтобы договориться с врагами народа, снова отдать Тулон англичанам и открыть границу армиям Пьемонта.

Обвинение это было насквозь лживым, поскольку в Геную Бонапарт ездил по поручению Рикора, делегата Конвента. Но Салицети удалось убедить в этом двух других комиссаров армий, Альбитта и Лапорта. И они втроем направили генералу Дюмебьону приказ отстранить Бонапарта от должности и арестовать.

«В той обстановке, — пишет Жозеф Лорен-ти, — подобный приказ означал смертный приговор, поскольку к нему были приложены специальные инструкции немедленно этапировать Бонапарта в Париж».

Молодого генерала арестовали в субботу, 22 термидора (9 августа).

По утверждениям всех авторов учебников по истории, его якобы посадили в квадратный форт Антиба, из которого он был выпущен на свободу спустя тринадцать дней.

Но это — сплошной вымысел. На самом деле господин Лоренти, испытывая симпатию к этому молодому человеку, любившему его дочь, направился к комиссарам народа и выступил гарантом «подозреваемого».

И он, кстати, без всякого бахвальства отметил это в своем «Дневнике»:

«Он полагал, что пропал. Но его спасением занялся друг. Господин Лоренти вступился за него и сделал это так умело, что генерала освободили от этой ужасной поездки в Париж и приговорили просто к домашнему аресту в доме его хозяина…»

Этот очень важный исторический факт был восстановлен господином Огюстеном Тьерри[255], первым издателем «Дневника» Жозефа Лоренти.

«Со слов барона де Костона, ссылавшегося на Сегура и Мармона, — пишет он, — большинство историков согласились с тем, что Бонапарта посадили в квадратный форт. Лоренти же утверждает, что Наполеон просто находился у него под домашним арестом. Давайте поразмыслим над этим.

Костой в своих утверждениях опирается на записку, которую якобы Бонапарт прислал Жюно, предлагавшему ему бежать. Вот ее содержание.

„Антиб, с 28 термидора по 2 фруктидора года II. Мой дорогой Жюно, люди могут быть несправедливы ко мне, но достаточно самому чувствовать себя невиновным; моя память — лучший судья, рассматривающий мое поведение.

Моя совесть спокойна, когда я спрашиваю ее; а посему ничего не предпринимай, иначе ты скомпрометируешь меня“.