— Это будет очень мило с вашей стороны, — ответил за нее Йен. Он улыбнулся женщине так, словно та была самым прекрасным созданием на земле. А потом направился к ней и взял ее морщинистую ладонь в свою. — Мы потеряли свою поклажу. Мой лакей неопытен, он плохо привязал сундуки к карете. Так что они теперь лежат где-то в болотах по пути сюда.
Миссис Морлок вздохнула, а потом засмущалась, как юная леди, и высвободила руку.
— Какой кошмар! Я могу рассказать, где у нас тут самые лучшие магазины, чтобы вы с супругой могли купить одежду. — Миссис Морлок чуть склонила голову, и кружева оборок ее чепца заколыхались. — Хочу вас предупредить, все вещи уже готовые, но…
— Спасибо, мэм, — прервала ее Ева. Она не хотела, чтобы это прозвучало так резко, но вдруг на нее навалилась страшная усталость. Больше всего на свете ей захотелось лечь в постель и поспать. — Мой муж спросит их адреса, когда нам это понадобится.
Миссис Морлок улыбнулась, словно и не заметила, что Ева так грубо оборвала ее.
— Конечно. Мой мальчик сейчас поднимется к вам, чтобы разжечь камин. А теперь прошу меня извинить. Отдыхайте.
Женщина ушла так же быстро, как появилась в номере. Ева с облегчением опустила плечи. В сумасшедшем доме она привыкла к неожиданным появлениям. К воплям по ночам. К крикам надзирателей. К царапанью дверей. Но этот непонятный обмен любезностями, сдобренный флером недосказанности… Нет, это было слишком.
— Ты расстроилась? — спросил Йен.
— Нет. — Она взглянула на кровать. Ее мышцы стали такими тяжелыми, как камни мостовой на улице за окном. Каждая частица тела молила ее скорее растянуться на матрасе и закрыть глаза, забыв обо всем. Вот только без ее лекарства о забвении можно было только мечтать. — Точно нет. Я просто очень устала.
Йен сочувственно качнул головой и сказал:
— И все-таки она права.
— Насчет чего? — спросила Ева, но только потому, что Йен ожидал от нее какой-то реакции.
— Насчет твоей одежды, — ответил он, указывая на мешковатую рубашку, которая заменяла ей платье.
Ева опустила голову и взглянула на изношенную ткань, скрывавшую ее наготу. А потом сказала с горькой улыбкой:
— Думаешь, меня в таком виде не представят королеве? А я вот, например, уверена: мой наряд поразит весь двор. — Она сделала реверанс, хоть ее ноги и дрожали. — Все, что мне нужно, — это пара перьев в волосы.
Она подняла руку над головой и пошевелила пальцами, изображая колыхание страусиных перьев.
— Ты так не думаешь?
Йен поджал губы. Он совершенно не знал, как реагировать на этот черный юмор. Похоже, его способность понимать шутки осталась где-то в Индии. Йен подошел к столу и посмотрел на поднос, а потом начал одну за другой поднимать крышки с фарфоровых тарелок. Пар от горячей еды облаком окутал его лицо.
— Выглядит удивительно аппетитно. Тебе надо поесть.
Запах бекона и копченой рыбы наполнил воздух. Ее желудок неприятно сжался.
— Я не хочу.
Йен нахмурился и взял в руки тарелку с рисунком, изображающим голландские ветряные мельницы.
— И все же надо заставить себя.
Еве было плохо от одной мысли о еде. У нее ломило все тело, а от запаха мяса сводило живот. Как он смел заставлять ее есть в такой момент?
— Сейчас мне нужна не еда.
Йен положил на тарелку порцию яичницы и возразил ей:
— Это именно то, что тебе нужно.
— Нет.
Ева сжала руки в кулаки, вонзая короткие ногти в кожу.
Странный огонь растекался у нее по всему телу. Ева не принимала настойку уже много часов. И сейчас она хотела ее. Нет, не хотела — отчаянно нуждалась в ней.
— Мне… мне нужно…
Ева закусила губу. Она точно знала, что ей было нужно. Но почему-то не могла признаться в этом Йену. Пока не могла. Еве и так было стыдно, что он видит ее такой — сломленной, истерзанной оболочкой ее прежнего «я».
С другой стороны, Ева не должна была стыдиться. Ведь настойку в больших дозах ей выписали врачи, а потом лекарство давали надзиратели в лечебнице миссис Палмер.
И все-таки Ева не хотела показывать свою слабость. Эти неприятные чувства лишь усиливали ее разбитое состояние. У нее дрожали руки, на лбу выступил пот.
— Ева, — твердо сказал Йен, — ты будешь есть. Сила приходит от сытости.
Ругаться было неразумно, но Евой вдруг овладел дух противоречия. Скрестив руки на груди, она спросила:
— Ты будешь мне приказывать?
Слова были глупыми, детскими, но Еву одолевала растущая тошнота, и она не совсем понимала, что делает. К этому состоянию вдруг присоединилось отвратительное ощущение, словно невидимые когти царапают ее кожу изнутри, требуя, чтобы она пошла на что угодно, но достала дозу лекарства.
Лицо Йена окаменело, а пальцы с такой силой обхватили тарелку, что Еве показалось, та сейчас треснет.
— Да, черт побери. — Он скрипнул зубами, стараясь держать себя в руках. — Я буду приказывать, если это пойдет тебе на пользу.