– Рана не сквозная. Пулю извлекать не будем. Это может его добить, – сказал капитан. – Операцию будут делать на земле. Мы только остановим кровь. И я вколю обезболивающее.
Следующий час с небольшим пролетел, как во сне. Я держала Рафа за руку, неистово молясь. Я гладила его по голове, словно он мог почувствовать.
Потом скорая, вызванная к трапу. А в ней врачи-арабы, плохо говорящие на английском. Госпиталь, сверкающий стеклом и мрамором среди пальм и жары. Каталка, операционная. Я с банковской карточкой Ρафа с руках, понимающая, что не знаю пароль, и мне нечем будет заплатить за услуги врачей и палату. Тут даже скорая была платной, и мне уже распечатали счёт. А носатая администраторша у компьютера за современной стойкой выжидательно смотрела на меня.
Я попросила телефон и справочник. Затем последовал сбивчивый разговор с кем-то из русского посольства в Объединённых Арабских Эмиратах. Они, кажется, с первого слова не готовы были мне помогать.
– Я – жена дипломата, вы слышите?! Меня зовут Любовь Γарсия-Гомес!!! Я закачу скандал на весь МИД! На всю Москву! Я до президента дойду! – орала я, собрав волю в кулак так, что благоприличные арабы в белых одеждах шарахнулись, и у медсестёр в хиджабах оторопело вытянулись лица. – Соедините меня с послом немедленно!
И вдруг посреди этого ада вырисовались, словно из тумана, папа и Андрей Степаныч! Они вышли из лифта в холл и бросились ко мне. О Боже, я так даже Дед Морозу в детстве не радовалась!! Я кинулась навстречу, захлёбываясь в рассказе о своих проблемах и тыкая в них карточкой Мастеркард.
– Спокойно, спокойно, Фарушка, – ласково погладил меня по плечу папа. – Ты сама-то цела?
– Я да, я … да что я… Там Раф! Ему операцию делают! А я… я…
– Всё будет хорошо, – сказал Αндрей Степаныч.
А папа подошёл с видом падишаха к стойке, достал портмоне и спокойно заговорил на арабском. Что?! Я оторопела. Что ещё я не знаю о папе? Может, у него в деревеньке под Багдадом имеется дворец и гарем на семь персон? Хм… Да хоть на двадцать! Потому что проблему он уладил, и персонал перестал смотреть на меня с опаской официантов в ресторане, будто я сбегу, не заплатив.
– Папа, они что-нибудь тебе сказали? Про Рафа?! Что?! – схватила я папу за руку.
– Успокойся, Φарушка, – мягко сказал папа. – Сказали, что он везунчик. Сегодня в хирургии дежурит какой-то супер-пупер врач.
Я вцепилась ему в предплечье. А он обнял меня ласково, как в детстве, тихонько похлопывая меня по спине.
– Успели… – пробормотал он. – Слава Богу, успели… Доченька моя. – Поцеловал аккуратно в макушку.
Я приникла к нему и замерла. Я считала собственные вдохи и выдохи. Откуда здесь взялся папа, хотелось спросить, но не было сил. Я могла только стоять. Он тёплый, рядом,и хорошо.
– Давай сядем, малышка, – предложил папа.
– Не могу…
На кофе, протянутый в стаканчике Андреем Степановичем, я тоже смотреть не смогла. Я повернулась, вся вытянувшись к дверям, ведущим к операционным, как сторожевой пёс, натянувший цепь. Я готова была стоять так вечность, лишь бы сказали хорошее!
Но супер-хирург, высокий и мощный, как большинство хирургов, вышел не через вечность, а всего лишь через пятнадцать минут:
– Где родственники господина Гарсия-Гомеса?
– Я! Я его жена! – кинулась я к нему, потянув папу за собой, словно катер барҗу на буксире. – Как он?!
– Не волнуйтесь, милая госпожа, – улыбнулся в усы хирург, снимая резиновые перчатки. – Всё хорошо. Ваш супруг, должно быть, с золотой ложкой во рту родился! Пуля не задела жизненно важных органов. Застряла в мышце в миллиметре от печени. Повреждения незначительные. Да и первая помощь была оказана правильно, качественно.
– Он… будет жить? – спросила я жалостливо.
Хирург рассмеялся.
– Будет! Да еще и как! Танцевать скоро будет! – затем немного посерьёзнел и добавил: – Ваш муж, конечно, потерял много крови, но всё это быстро восстанавливается. Тем более, он – парень крепкий.
– А я могу его увидеть? – срывающимся голосом, ещё не веря, что всё обошлось, спросила я.
– Отчего же нет? Только наденьте халаты. Медсестра проводит вас в послеоперационную палату. Он скоро отойдёт наркоза.
Я очнулся от душного, муторного сна, накрывшего меня, как муху шапкой. Во рту было противно и сухо. Под головой мягко. Я сонно заморгал,и передо мной включилась какая-то больничная палата, жалюзи на окнах и… Кнопка. В сердце, еще ничего не понимающем, мгновенно потеплело. Я еще раз моргнул и увидел, как её красивое, осунувшееся личико расцветает в улыбке. Ямочки на щеках, глаза заблестели. Словно в душу Солнце впустили.
– Кнопка… – облизнув губы, пробормотал я. – Моя Кнопка…
И она бросилась меня целовать: лоб, щёки, подбородок, руки…
– Родной мой, Рафушка, живой! – говорила она упоительно нежно. – Какое счастье! Живой, очнулся!!
Счастье… Рафушка?.. Меня мама так называет… И я продолжил моргать растерянно, чувствуя себя перепелёнутым младенцем с бодуна. Но от её тёплых, ласковых губ было хорошо. Парадокс.
Люба отстранилась, счастливая и несчастная одновременно.
– Ты как? Что-нибудь хочешь?