Этот овраг прилегал к полигону. Вдоль него раньше тянулась конюшня… У покрытого высохшим навозом подножия склона валялась знакомая зеленая кадка… Пока пальма катилась вниз, ее ветки накрутились на кадку, поломались, обтрепались… Разорванные, напоминающие тряпки, они валялись тут и там. На оголенном стволе их оставалось всего несколько, но и те обмотались вокруг него, как бинт на лежащей в гипсе руке.
Мне стало грустно… Я видел то облепленные навозом, сломанные листья, то семенящего интеллигентской рысцой генерала, то крошечные, с горошину, глаза наушника — старшего лейтенанта.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из-за угла казармы выплыла огромная зеленая пальма. Четыре бойца с трудом удерживали ее. Они двигались мелкими шажками: тащить тяжеленную пальму было нелегко.
Вдруг они остановились и стали смотреть куда-то в сторону. Посмотрел и я. Оттуда, по своему обыкновению широко размахивая руками, бежал взволнованный Бушнев и что-то кричал им…
Бойцы постояли, потом быстро подняли кадку и поспешили в ту сторону, куда указывал Бушнев.
Не успел я и глазом моргнуть, как они скрылись за стеной. Если до сих пор они еле передвигались, то теперь зашагали так резво, будто их ноша стала в десять раз легче.
Их поведение показалось мне более чем странным. Особенно заинтересовало меня, что такого мог сказать бойцам Бушнев и куда они потащили пальму.
Я вышел из казармы с намерением догнать их.
Дул холодный пронизывающий ветер. Полы моей шинели развевались и хлопали, как рваные паруса. Я быстрым шагом пересек тренировочный плац, прошел вдоль проволочного заграждения и, сократив таким образом путь, вышел с другой стороны к воротам, которые отделяли плац от автостоянки.
Обогнув пакгауз, я столкнулся с «похитителями» пальмы, среди которых был и Селиванов.
— Куда это вы ее тащите? — спросил я.
Бушнев, который шел впереди, по обыкновению не растерялся.
— А что, правда выкидывать? — вопросом на вопрос ответил он. — Приказано убрать пальму из казармы, вот мы и убрали, — часто моргая глазами, скороговоркой выпалил он.
— По крайней мере, идите так, чтобы ни на кого не нарваться по дороге, — как бы между прочим заметил я.
— Есть не нарваться! — в один голос гаркнули все пятеро и быстро потащили кадку к воротам.
Только они достигли ворот, как обе огромные деревянные створки распахнулись и во дворе красными языками пламени заалели генеральские лампасы.
Группу генералов и офицеров возглавлял низкий плотный седоволосый генерал-лейтенант. Это был известный командир прославленного гвардейского соединения Хижняк. При нем находились: его заместитель генерал Евстигнеев, командир нашей дивизии генерал Пудовкин, начальник штаба Хижняка генерал Воропаев и несколько полковников. Пудовкин, очевидно, встретил их по дороге и из вежливости вернулся.
Хижняк был храбрым генералом. Способностями стратега он не блистал и уровень его образования оставлял желать лучшего, но благодаря жизненному опыту, знанию военного дела, старанию и усердию приобрел имя известного военачальника.
К нему обращались с почтением и уважали еще и потому, что во время гражданской войны он сражался плечом к плечу со многими прославленными полководцами. Отнюдь не последнюю роль играл и тот факт, что он был знаком с членом Военного совета фронта…
— Это что еще за чертовщина, а?
Все замерли. Ответа не последовало.
Я тоже стоял, вытянувшись в струнку, стараясь, правда, не попадаться Хижняку на глаза, так как знал, что он меня не любил. Нужно признаться, что и мне не по сердцу был этот своевольный генерал, похожий скорее на старого унтер-офицера, нежели на современного военачальника.
— Вы что, не слышите? — Хижняк обвел взглядом присутствующих, и его серые глаза остановились на Бушневе. — Вот ты, кто ты такой и куда ее тащишь?
Бушнев по всей форме представился Хижняку.
— Что это?
— Пальма, товарищ генерал-лейтенант!
— Чего, чего?..
— Субтропическое растение, — пояснил Бушнев.
— Тропики, зубтропики… — усмехнулся генерал. — Сам ты растение, а это — живое существо! Понял?
— Понял, товарищ генерал-лейтенант!
— Подожди, подожди… — пытался что-то вспомнить генерал. — Не ты ли тот пройдоха, который задурил моего интенданта и все подарки в свою часть уволок?
— Я самый и есть, товарищ генерал-лейтенант.
— Так, так, ловкач, а что же потом было?
— Потом?.. Товарищ генерал, вы же сами говорите, что победителей не судят!
— Вы посмотрите только на этого сукиного сына! — добродушно улыбнулся генерал. — Теперь и этот, как бишь его… зубтропик в свою часть тащишь, да?
— Приказано ее выбросить.
— Что, что?..
— Выбросить приказано, товарищ генерал-лейтенант!
— Что за ерунду ты порешь? Куда выбросить, болван?
— На свалку, товарищ генерал-лейтенант.
— На свалку?! Да вы что, с ума посходили?! На свалку того выбросить надо, кто такой дурацкий приказ дал!.. — Налившиеся кровью глаза генерала метали молнии. — Какой осел это приказал? — загремел он, обводя нас гневным взглядом.
— Заместитель командира батареи старший лейтенант Иовчук! — храбро ответил Селиванов.
— Сию минуту сюда этого выродка… это козлиное отродье!..