Любовь правил не соблюдает (СИ)

Вэй Усянь просил за Вэней, Ванцзи — за мужа, Лань Цижэнь — за жену, при этом настаивая, что причину надо сохранить в тайне, а Мэн Ши умоляла не пугать ее Яо раньше времени. Сичэню ничего не оставалось, как засесть за письмо к Цзинь Гуанъяо, в котором он постарался быть как можно убедительнее. За лесом удалось спрятать дерево, и Вэнь Цин вместе с ее братом и остатками выживших Вэней в конце концов смогли переправить в Гусу. Самого Яо все это время совместными усилиями держали на расстоянии от Облачных Глубин, и о подоплеке этого «ланьского заговора» он узнал лишь после рождения сестры. Доведенный почти до сердечного приступа Лань Цижэнь заявил тогда, что это их первый и последний ребенок, и с тех пор оберегал супругу как зеницу ока.

А родившаяся с таким трудом Лань Шу тут же стала главным сокровищем своей семьи. И даже заслужила особое уважение от Вэй Усяня, повторив и закрепив «подвиг» его матери. Дело в том, что в младенчестве А-Шу засыпала, только когда ее держали на руках, и при этом вечно норовила намотать себе на пальчики волосы державшего, — Яо предположил тогда, что в этом проявилась ее истинно ланьская страсть к собственничеству. Все родные и близкие, удостоившиеся подобной чести, быстро научились следить за тем, чтобы их волосы были откинуты за спину, вне пределов досягаемости маленьких ручек. Однако бороду девать было некуда, и Лань Цижэнь несколько раз оказывался в ситуации, что он не мог уложить свою дочь обратно в кроватку, не потревожив. Бородой пришлось пожертвовать, а затем Мэн Ши удалось мягко убедить мужа, что тот и без нее выглядит достаточно представительно.

У самого Цзинь Гуанъяо отношения с отчимом сложились неплохие. Прибыв с Ланями на свадьбу, он остался на пару месяцев, присоединившись к местным ученикам, и Лань Цижэнь не преминул отметить как его усердие, так и его потрясающую память. Гуанъяо с удовольствием задержался бы подольше, однако Цзинь Гуаншань начал проявлять нетерпение, и под конец второго месяца уже буквально завалил Облачные Глубины требованиями вернуть ему сына. Гуанъяо с Лань Цижэнем тогда договорились, что продолжат обучение в формате переписки: наставник счел, что этот ученик достаточно умен и дисциплинирован, и был готов обеспечить его всеми необходимыми материалами. Цзинь Гуанъяо был благодарен за это, но еще более за то, что такая постоянная, почти демонстративная переписка с его «вторым домом» неизменно держала в тонусе главу Цзинь. Гуанъяо не обманывался чувствами отца на свой счет и, добившись первоначальной цели, сделал все, чтобы укрепить и упрочить свое положение. Письма от Лань Цижэня, несмотря ни на что сохранившего свой авторитет среди орденов, очень этому способствовали.

Но самой большой удачей оказалось то, что Цзинь Гуанъяо неожиданно для самого себя удалось поладить с братом. Цзинь Цзысюань, хоть и производил впечатление человека надменного и высокомерного, на деле вовсе не являлся таким. Честности и благородства в нем скрывалось побольше, чем во многих других, но куда сильнее Гуанъяо подкупила его почти детская наивная доверчивость. Цзысюань был его выше и старше, однако иногда казался настолько беззащитным перед интригами внешнего мира, что в какой-то момент Гуанъяо осознал, что взял брата под своеобразную опеку. А позже обнаружил, что они прекрасно дополняют друг друга. Цзинь Цзысюань получил превосходное образование и теоретические познания имел весьма обширные. К тому же, опять-таки несмотря на чересчур напыщенный вид, он оказался достаточно умен. Но при всем при этом Цзысюань, казалось, был начисто лишен любых социальных навыков. Это была даже не молчаливая неподвижность Ванцзи, которая выглядела хотя бы нейтральной. Цзысюань же обладал потрясающей способностью говорить совсем не то, что имел в виду. Он сам понимал это, злился — и неизменно лишь ухудшал положение. И если в переписке Цзинь Цзысюань еще мог придерживаться каких-то рамок, то в личном общении становился ходячей катастрофой.

В первый раз Гуанъяо предложил свою помощь почти бескорыстно. Конечно, он постоянно держал в уме, что его положение в ордене Ланьлин Цзинь не всегда будет завязано только на отце. Здоровье Цзинь Гуаншаня в последнее время начало сдавать, и его недавно признанному сыну следовало подготовить для себя надежные тылы. Гуанъяо не собирался покидать Башню Золотого Карпа со смертью нынешнего главы. И все же поначалу он считал, что время у него еще есть, а какое-то мелкое недоразумение между братом и его оппонентами уладил походя, едва заметив…

Однако Цзинь Цзысюань, как оказалось, умел быть благодарным. Или — Гуанъяо допускал и такое — ему самому хватило ума понять, что человека, способного компенсировать его собственные недостатки, лучше держать к себе поближе. В какой-то момент Цзинь Гуаншань обнаружил, что его сыновья вместо того, чтобы враждовать, как он втайне рассчитывал, на удивление сдружились, однако поделать с этим уже ничего не смог. Ему не хватило ни сил, ни времени.