— Нет. Но если я что-нибудь замечу, то и сама заведу дружка!
— Только попробуй! — пригрозил Алекс, и Энн знала, что он говорит серьезно.
— Значит, тебе можно дразнить меня и говорить о других женщинах, а мне даже в шутку нельзя заикнуться о мужчинах?
— Женщины никогда не шутят, когда речь идет о сексе!
— Шутят, конечно!
— Нет. Это для них слишком важно. Они пользуются сексом как оружием.
— Но я-то шутила!
— Ты и утром шутила, когда делала своим помощникам комплименты по поводу их молодости и обаяния? — спросил Алекс, искоса поглядев на нее.
— Не говори глупостей, Алекс! Я хотела, чтобы они чувствовали себя свободнее.
— Мне это не понравилось! Пожалуйста, больше не говори с ними так!
— Ради всего святого, Алекс! Не нужно делать из мухи слона!
— Это во мне говорит «нежелательный иностранец», — произнес он без тени улыбки.
— Боже мой, я собиралась рассказать тебе об этом! Ты никогда не догадаешься о том, что Фей говорила мне… — Смеясь, Энн начала рассказывать ему о Питере, но внезапно осеклась. — Так ты знал об этом?
Он кивнул.
— Ты нас подслушивал?
Он опять кивнул.
— Как ты посмел!
— Я не собирался, просто ты неправильно включила телефон и наши линии пересеклись!
— Это не оправдание! Ты должен был сразу положить трубку!
— Почему? Что ты могла такого сказать, чего я не должен был слышать?
— Ничего! Конечно, я ничего такого не сказала бы! Дело не в этом! Просто не принято подслушивать чужие телефонные разговоры.
— А я себе это позволяю.
— Но ты не имеешь права! И уж, во всяком случае, не должен слушать, когда я разговариваю. — Она бросила салфетку на стол и быстро прошла мимо пораженного Робертса.
— Подать кофе в гостиную, мадам? — спросил дворецкий вслед ее удаляющейся спине.
Энн не ответила. Она миновала гостиную, прошла по коридору и изо всех сил захлопнула за собой дверь спальни.
Сбросив туфли и свернувшись на постели, она нашарила на ночном столике сигарету, щелкнула трясущимися пальцами зажигалкой и сердито задымила. За кого он себя принимает, черт побери? Как смеет слушать ее личные разговоры? А когда это обнаруживается, даже не считает нужным извиниться. Она погасила наполовину выкуренную сигарету, когда в спальню вошел Алекс с бутылкой шампанского на серебряном подносе.
— Сердишься? — задал он явно лишний вопрос, после того как она бросила на него гневный взгляд. — Мне очень жаль, Анна, если я тебя рассердил…
— Ты мог бы поправить дело, если бы извинился за подслушивание моего личного разговора!
— Между нами нет и не должно быть ничего личного — все общее!
— Как ты не понимаешь? Это посягательство на мою личную жизнь. Неужели тебе понравилось бы, поступи так с тобой я? Это свидетельство твоего недоверия ко мне. Именно это меня и огорчает!
Стоя в ногах постели, он смотрел на нее.
— Я предупреждал тебя, что я страшно требователен, настоящий собственник.
— Но ты не говорил, что будешь шпионить за мной!
— Скажи, Анна, знаешь ли ты, что значит ревновать? Ежеминутно бояться, что человек, которого ты любишь, изменяет тебе? Понимаешь ли ты, как это может отражаться на состоянии духа? Или ты слишком англичанка для того, чтобы испытывать подобные чувства?
— Конечно, я способна ревновать, если для этого есть причина! Но я не давала тебе ни малейшего повода подозревать меня. То, что я англичанка, не имеет к этому никакого отношения. Не надо думать, что у греков монополия на сильные чувства!
— Значит, ты не любишь меня так же сильно, как я тебя. — Его плечи бессильно поникли.
— Не говори так, Алекс. Я люблю тебя!
— Нет, не любишь. Невозможно любить всей душой и не испытывать невыносимых мук ревности. По-другому не бывает! А я вижу, что у тебя это не так. — Он тяжело опустился на постель.
Алекс выглядел таким расстроенным, что Энн, чувствуя, как ее гнев уступает место жалости, придвинулась к нему.
— Алекс, что тебе пришлось перенести в прошлом? Почему ты стал таким? Пожалуйста, не надо так переживать и грустить. Я люблю тебя больше жизни! Это правда! Я не могу видеть, как ты страдаешь, дорогой. — Она поцеловала его в щеку.
— Так это правда? — Он посмотрел на нее, его серые глаза расширились от беспокойства.
— Я не могла бы жить без тебя.
— Я люблю тебя, Анна! — Он вздохнул и крепко прижал ее к себе.
И только гораздо позже, лежа в темноте и прислушиваясь к его ровному дыханию, Энн вспомнила, что он так и не извинился.
Глава 8