Любовь — прекрасная незнакомка

В следующей лавке одна из икон поразила ее воображение, но тут противодействие оказалось еще более энергичным. Это подделка, завопил хор, все иконы здесь фальшивые. Алекс знаком с профессором, специалистом в этой области. Необходимо посоветоваться с ним, прежде чем делать подобную покупку. И Энн пришлось с сожалением отойти от полюбившегося ей изображения, мерцающего алыми, синими и золотыми огоньками.

Но когда она увидела чудесный ковер, напомнивший ей сверкание драгоценных камней при солнечном свете, то твердо решила купить его, несмотря на все возражения. Продавец, следивший за ней острым взглядом хищной птицы, уже сделал шаг вперед, широко улыбаясь. Энн открыла сумку, но одна из кузин ловким жестом сразу захлопнула ее. Энн было строго приказано не вмешиваться, а дамы начали торговаться. Энн наблюдала за ними как зачарованная, не решаясь произнести ни слова. Схватив коврик, кузины стали придирчиво его рассматривать, передавая из рук в руки. Они обнаружили в нем массу недостатков, издевались над ним, пренебрежительно швыряли на землю, становились на него, вытирали о него ноги, поворачивались к нему спиной. Торговец в отчаянии ломал руки, на глазах у него появились слезы. Энн с беспокойством наблюдала за ним: ее воображению представилась больная жена и множество детей, которых ему приходится содержать. Он прижал коврик к себе, протягивал его женщинам, как бы умоляя сжалиться, приглаживал пушистый ворс — и в конце концов уговорил дам продолжать торг. Через некоторое время стороны ударили по рукам — сделка была заключена. Тут всем захотелось кофе, и его тут же принесли. Медный кувшин с чашками раскачивался на подносе, свисающем на цепочках в руках совсем юного мальчика. Кузины успокоились, довольные тем, что благодаря их вмешательству первоначальная цена коврика уменьшилась вдвое. Несчастный торговец таинственным образом вдруг превратился в толстого самодовольного коммерсанта, каким и был в действительности. Когда он улыбался, во рту у него сверкало множество золотых зубов, что, несомненно, свидетельствовало о его материальном благополучии.

Энн многому научилась у кузин, в частности поняла, что ничем нельзя восхищаться: понравившийся ей предмет незамедлительно откалывался от платья, снимался с полки или со стены и переходил в ее собственность. Постоянная сутолока и присутствие многих людей утомляли Энн. Ей хотелось бы больше бывать с Алексом. Все свое время, казалось, она проводила с женщинами из его родни.

Как-то после полудня, когда весь город замер, предаваясь традиционной сиесте, Энн спросила у Алекса, не отправиться ли им на Акрополь.

— Сейчас?

— А почему бы и нет?

— Потому что сиеста предназначена для любви и сна, а не для того, чтобы карабкаться на древние скалы!

— Брось, Алекс, ты же не обыватель. В Лондоне у тебя в это время была бы назначена не одна встреча, и ни о какой сиесте не было бы речи.

Он усмехнулся, лениво потянулся за телефонной трубкой и с кем-то побеседовал. Потом обернулся к Энн и обнял ее.

— Я обо всем договорился, но поедем мы не сейчас — слишком уж много туристов!

На следующий день он разбудил ее в четыре часа утра.

— Вставай, любимая! Оденься потеплее.

Заинтригованная, Энн оделась и последовала за ним. На улице их ждал длинный черный «мерседес».

Они покатили по темному городу, но даже в этот ранний час по улицам сновали машины, подтверждая слова Алекса, что Афины никогда не спят.

Проехав по узким извивающимся улицам старого города, машина остановилась у подножия Акрополя. Взяв Энн за руку, Алекс повел ее к входу. Сторож в униформе приветствовал их, пропуская за ограду. В темноте Энн споткнулась о камень. Они начали подниматься по крутому склону. Белые колонны Парфенона сияли при свете убывающей луны. На вершине холма они остановились.

— Теперь нужно подождать, — сказал Алекс, обнимая ее, чтобы защитить от предутренней прохлады.

— Да? Почему? — спросила Энн, прижимаясь к нему.

— А вот, смотри. — И он указал на узкую полоску зари, пробивающуюся сквозь ночную мглу далеко на востоке.

Влюбленные стояли, прильнув друг к другу, онемевшие от восторга перед красотой зарождающегося дня. Солнце медленно поднималось, роняя в море нежные пастельные блики и в то же время окрашивая небо в пронзительные красно-золотистые тона.

Огромный храм сбросил с себя призрачный покров ночи. Серебристые колонны стали розовыми, потом лиловыми и наконец засверкали ярко-желтым золотом. Казалось, камень впитывает в себя утренний дар неба.

Энн обернулась к Алексу. По ее лицу струились слезы.

— Алекс, любимый, я никогда не видела ничего более прекрасного!

Он крепче прижал ее к себе.

— В жизни бывают моменты, когда красота и сознание собственного счастья становятся почти невыносимыми, — сказал он, целуя ее волосы. Энн почувствовала, что и его щеки увлажнились.

Прикосновение его рук, обнимающих ее за плечи, и неожиданное открытие, что и этот большой сильный мужчина способен плакать, вдохнули в Энн удивительное спокойствие и чувство защищенности.