Любовь — прекрасная незнакомка

— Ради Бога, возьми себя в руки, Энн! У меня был отвратительный день, теперь только не хватает, чтобы ты устроила сцену из-за этой неблагодарной маленькой дряни! Дети вырастают!

— Знаю, знаю. Но разве это означает, что они должны перестать любить нас, встречаться с нами?

— А может, они никогда тебя и не любили? — резко сказал ее муж.

— Бен, что ты говоришь? Это невозможно, я этому не верю! Они любили меня, я знаю, особенно Питер!

— По его поведению теперь этого не скажешь.

Слезы продолжали струиться по ее щекам.

— Куда же ушла вся любовь? — умоляющим тоном спросила она.

— Ты не столько любила, сколько подавляла их. Ничего удивительного, что они захотели оставить нас! — так же резко продолжал Бен.

— Не будь таким жестоким, Бен. — Она утерла слезы. — Как это могло случиться со мной? — недоумевающе произнесла она, обращаясь скорее к себе, чем к нему.

Бен, видимо, раскаялся в своих словах. Он подошел и обнял ее.

— Послушай, Энн, не нужно так расстраиваться! У тебя, в конце концов, есть я. — Он прижал ее к себе. — Незачем переживать все это снова и снова. Теперь нас только двое.

Он был прав: спорить не имело смысла. Вот тогда она и решила скрывать свою боль, продолжать жить собственной жизнью и заполнить пустоту, образовавшуюся после разлуки с детьми, заботами о муже. Но он умер, оставив ее в полном одиночестве.

Она обвела глазами сидевших за столом. Сегодняшняя встреча, пожалуй, удалась. Может быть, дети пригласили ее для того, чтобы наладить отношения между ней и Салли, заделать образовавшуюся трещину? Надо признать, что после смерти Бена все они были очень добры к ней. Она видела их теперь у себя гораздо чаще, чем раньше. Фей несколько раз приезжала домой из Лондона на уик-энд, Питер частенько заглядывал к ней, а Салли ходила для нее за покупками и время от времени готовила обед. В самый разгар ее горя, когда ей никого не хотелось видеть, они как бы поменялись с ней ролями и взяли на себя инициативу их встреч. Ну а сейчас? Энн снова внимательно посмотрела на них. Фей и Питер серьезно обсуждали какую-то политическую проблему, а Салли убирала со стола… Но сама-то она что здесь делает?

— Кто-нибудь хочет бренди? — предложил Питер.

— Налей мне, пожалуйста, — попросила Энн, зажигая новую сигарету.

— Ты стала слишком много курить, мама!

— Папа совсем не курил, но это его не спасло.

Смущенное молчание присутствующих повисло в воздухе. Энн пожалела о том, что сказала. Она просто пошутила, но теперь чувствовала, что шутка была не из удачных.

— Если бы я не курила и не пила, то, вероятно, потеряла бы рассудок, — попыталась она объяснить свое поведение.

Детям стало, кажется, еще более неловко, и они поспешили вернуться к прерванному разговору.

У Энн создалось впечатление, что, обращаясь к ней, они взвешивают каждое слово, но друг с другом разговаривают очень свободно. Это ее покоробило. Они вообще ни разу не упомянули об отце. Кого они щадят — ее или самих себя?

Она продолжала смотреть на своих детей. Глупо, но мысленно она по-прежнему называет их детьми, хотя они давно уже взрослые. Так она и в могилу сойдет, считая их детьми.

— У тебя такой задумчивый вид, мамочка, — сказала Фей, улыбаясь почти виновато: она только сейчас заметила, что мать не принимает участия в разговоре.

— В последнее время я много размышляю, Фей. Раньше я никогда этого не делала… Иногда у меня просто не было собственного мнения о том или ином предмете, пока я не высказывала его вслух. — Она рассмеялась, машинально передвигая лежавшие перед ней вилку и нож. — Но теперь…

— А о чем ты так упорно думала сейчас?

Энн помедлила, неуверенная в возможной реакции детей.

— Я думала о том, как печально, что мы отошли друг от друга. У меня была семья, дети, а теперь, кажется, вообще никого не осталось.

После ее слов воцарилось напряженное молчание. Питер прервал его.

— Послушай, мама, — запротестовал он, — не надо впадать в сентиментальность! Ведь мы по-прежнему с тобой.

— Ты в самом деле так считаешь? Нет, Питер, я чувствую, что в последние годы между нами возникла отчужденность, которой не было раньше. Я вот смотрю на вас обоих и не нахожу ничего общего с отцом, кроме внешнего сходства, конечно. Вы не унаследовали от него ни единой черты характера! Ах, если бы хоть что-нибудь от него перешло к вам, тогда можно было бы подумать, что он не ушел от нас навеки, — продолжала она, взяв в руки ложку и всматриваясь в ее блестящую поверхность, чтобы не встречаться с детьми глазами.

— Может быть, лучше сменим тему, мамочка? — предложила Фей. — Тебя этот разговор только расстраивает.

— Но мне приятно говорить об отце, особенно с вами, — ведь вы знали и любили его.

Энн наконец посмотрела на них. Ее взгляд, как и голос, выражал настойчивость.

— Мама, Фей права, прекратим этот разговор! Ты пережила тяжелое время и справилась со всеми испытаниями. Будь же умницей!

Питер разговаривал с ней как с ребенком! Энн почувствовала раздражение.