Любовь против (не)любви

— Нынешний граф — младший брат прежнего. Он прислал известие о том, что королевской волей утверждён в праве наследования, и также о том, что готов встретиться с милордом Сэмюэлем и обсудить их соседские отношения. Милорд Сэмюэль согласился, и я был при той встрече. Знаете, нынешний граф ещё больше нуждается в деньгах, нежели прежний, он провёл всю юность при дворе, а любой двор — это расходы на видимое подтверждение твоего статуса. Кроме того, он время от времени впутывался в тамошние подводные политические дела, а заговоры стоят ещё дороже, чем наряды. Новый граф залез по уши в долги ещё будучи просто лордом Робертом Гордоном, и вдруг оказалось, что приграничное графство — это не источник богатства, а совсем наоборот. И что ещё нужно придерживать местное население, которое желает идти через границу и грабить, потому что своего мало или вовсе нет. И тогда новый граф попросил у милорда Сэмюэля вашей руки. Сказал — мол, этот союз будет гарантом вечного мира, он будет любить и уважать вас, как то подобает по отношению к супруге из знатного рода, а вы будете представлены ко двору и станете одной из первых дам тамошней королевы. Милорд Сэмюэль весьма удивился такому предложению и обещал подумать. Но и сделал ответное — он даст денег, но люди графа должны будут пройти через земли Торнхиллов и потрепать Телфордов.

— Зачем? — не поняла Катерина.

— Затем, — вздохнул Дженкинс, — что Телфорды — родня Морни. И ещё затем, что Морни — потомственный хранитель границы, и за все беспорядки королева спросит в первую очередь с него, а она спросит непременно.

— А с самого милорда моего отца она что, не спросила бы? — изумлённо поинтересовалась Катерина.

Мастер снова вздохнул.

— А милорд ваш отец полагал, что после того, как скотты потреплют Телфордов, он изобразит запоздалый подход к месту событий и добьёт тех, кого не уничтожит к тому моменту лорд Грегори.

Катерина молчала долго, Дженкинс уже начал беспокойно на неё поглядывать. Стемнело, она зажгла магический шар.

— Скажите, Дженкинс, милорд мой отец всегда был самоуверенным идиотом, или только в последний год своей жизни? — в конце концов поинтересовалась она.

— Только в последний год своей жизни, — с некоторым поклоном ответил тот. — Он был очень опечален историей с милордом Саймоном и немилостью её величества. И начал делать глупости.

— От великой печали, уж конечно. И почему же всё закончилось так, как закончилось?

— Потому, что глаза и уши были не только у милорда Сэмюэля. У лорда Грегори с ними тоже всё хорошо, и со шпионами тоже, и его люди никак не могли пропустить скопление больших сил по ту сторону границы. И уж конечно, не желали допускать войны на своих землях. Телфорды держат границу именем королевской власти уже не первый век, они не могут допустить непотребства — чтобы скотты творили здесь, что хотели. Я говорил об этом милорду Сэмюэлю, но он не хотел меня слушать. И потом ещё подкупили нескольких стражников и выследили и убили пару гонцов — чтобы заполучить письма милорда, и чтобы проникнуть в Торнхилл с наименьшими потерями. Письма, я слышал, были доставлены её величеству. И откровенно говоря, лорд Грегори мог убить здесь и больше народу, но он ограничился смертью милорда Сэмюэля и милорда Саймона, и части защитников. А лорд Роберт приказал жечь замок, это была его идея, лорд Грегори такого не приказывал и даже сказал потом сыну, что тот был неправ, и что замок — ценное имущество. Но было уже поздно.

— И… что же сказала её величество?

— А об этом я уже и не знаю. Может знать ваш деверь, лорд Джон, он, я слышал, на хорошем счету при дворе.

Спросить Джона, отметила себе Катерина.

— И бумаг от милорда моего отца, как я понимаю, не осталось.

— Так вывезли же. И из Прайорсли, и из городского дома. А здесь всё сгорело, ведь шкатулки милорда не нашли.

— Шкатулки? — чёрт побери, была же шкатулка!

— Да, шкатулки. Был такой большой деревянный ларец, инкрустированный серебряными пластинами, от вашего прадеда, милорда Брендона, остался. Там были кое-какие письма, да где ж теперь тот ларец?

— Нашли и вскрыли?

— Вскрыли вряд ли, на нём чары. Только кровный Торнхилл может открыть, никому другому не удастся. И если его, например, рубить топором, то внутри всё обратится в пыль. Наверное, так и случилось.

— Наверное, — согласилась Катерина.

И после уже не оставалось ничего, только спускаться к ужину, к которому их успели снизу позвать раза три.

После ужина Катерина дождалась, пока уснёт Грейс — когда не было Роба, она ночевала у них в комнате, и засветила магический шар — еле-еле. О найденной ещё в самом начале шкатулке она совсем забыла, а поскольку лежала та шкатулка в сундуке с нарядной одеждой и всякими богатствами, да ещё под заклятием, то никто её и не нашёл. И точно — ларец, большой, тяжёленький.

Катерина ощупала его — нет никакого замка, всё верно. А в том месте, где он мог быть, небольшое углубление. Палец лёг туда идеально. И — ничего не происходило. Мысленный приказ тоже делу особо не помог. Но ведь это тело — как раз последний кровный Торнхилл, в чём же дело?