Любовь.ru

—  Но погреться хотя бы можно? Похолодало что-то.

Она придвинулась поближе, положила руку ему на живот.

—  С ума сошла?! Лапа холодная!

—  Раз спишь в моей постели, то хотя бы грел­кой отрабатывай.

Он проворчал что-то, потом обнял ее, начал дышать в шею, пытаясь согреть. Люба фыркнула еле слышно, потому что было очень щекотно. Но зато минут через десять она окончательно согре­лась и не заметила, как задремала. Все-таки то, что Стае временно поселился у нее, было очень здорово. По крайней мере, Ромео не так-то просто будет справиться с ними обоими. Пусть-ка при­думает что-нибудь особенное.

Глава 10 И снова Ромео

1

В клинику к Сашеньке Сосновской они поеха­ли на следующий день вместе. Люба понимала, что ей приходится быть Стасу щитом: он таскает ее за собой в качестве дипломированного психо­лога, потому что проблемы, с которыми прихо­дится сталкиваться последнее время, слишком тонкие. Нельзя вцепляться в шестнадцатилет­нюю девочку, проходящую курс реабилитации в клинике для наркоманов, с милицейскими вопро­сами. Нельзя на нее давить.

Хотя подавленной юная Сашенька не вы­глядела. Клиника, в которой она лежала, ничем не была похожа на обычную больницу, целиком заполненную запахами кухни, хлорки и убогого казенного инвентаря. Здесь лечились люди со­стоятельные, и за деньги немалые. Обстановка в стенах, за которые выходить, разумеется, строго воспрещалось, напоминала больше расслаблен­ную лень санаторных курортов: мягкие диваны в холлах, цветные телевизоры импортного произ­водства, обилие искусственных растений на сте­нах и в напольных вазах, красивые ковры. Хотя, по слухам, методика лечения здесь применялась Жесткая. Но после процедур пациенты получали возможность расслабиться и чувствовать себя просто людьми на отдыхе. Любу удивило боль­шое количество молодых юношей и девушек, в возрасте до двадцати лет.

—  Почему? Стае, почему?

—  А героин — это нынче модно, — усмех­нулся он. — И лечиться от наркотической за­висимости модно. Разве плохо здесь? Ты во­круг-то посмотри! Мне сказали, что Сашенька Сосновская гуляет в парке. Ну что, пошли ее искать.

— Вы кто? — удивилась Сашенька, когда они подошли к ней в парке.

Какая-то редкостная поздняя сирень обильно цвела около деревянной скамейки. Ее огромные кисти напоминали темно-розовую пену с клуб­ничного варенья и так же сладко и одурманива­юще пахли.

Люба внимательно разглядывала эту вырос­шую в интеллигентной семье девушку, которая вдруг ни с того ни с сего стала употреблять нарко­тики. Волосы короткие, стрижечка модная, черты лица тонкие, еще не огрубевшие, рот по-детски пухлый, но какой-то вялый — очень симпатичная девушка. Ничего вульгарного в ее облике не бы­ло, и Любе так и хотелось задать первый вопрос: «Почему? Ну почему?»

Стае присел на лавочку рядом с Сашенькой и сказал:

—  Мы хотели бы поговорить с тобой о брате.

—  Об Антохе? Из милиции, что ли? Жаль. Думала вас Сэм прислал. Выручить решил. — Сашенька, выдав эту фразу, как бы мгновенно повзрослела. Никакая она не была наивная де­вочка из хорошей семьи, страдающая по зелью наркоманка.

—  Почему вы решили, что мы из милиции? — Люба тоже присела на скамейку. Было здесь, в этом парке, тепло, хорошо и сладко. Рука так и тянулась сорвать одну из веток сирени, окунуть лицо в розовую пену цветов.

—  Он же в картах отрывается. Наделал, на­верное, долгов и пришил кого-нибудь, — пожав плечами, Сашенька зевнула.

—  Антон играет в карты?

—  В преферанс. У этого, как его, Стрельцова.

—  У Михаила? Или Павла Петровича?

В клинике Сашенька лежала давно и о смерти Стрельцова-младшего могла не знать.

—  А я их знаю? Скажите, скоро меня вы­пустят? Засунули сюда, как в тюрьму. Еще па­пенька был жив. Сначала-то от него скрывали, а теперь что?

—  А ты вылечилась? — спросила Люба.

—  Да! Честное пионерское!

—  Ты знаешь, что такое пионеры?

—  Понятия не имею. Папенька иногда так го­ворил. Когда соврать хотел. Наверное.

—  У тебя проблемы с родителями?

— С  ними просто  скучно.  А  так никаких проблем. — Сашенька пожала нежными плечи­ками. — Я не хочу, чтобы из меня воспитывали институтку. Не хочу крестиком вышивать, не хочу ходить на бальные танцы. На рояле играть не хочу тоже. Ненавижу! — вдруг с чувством сказала она.

—  А что же ты хочешь?

—  Жить.   Отрываться.   Тусоваться.   Колбаситься. Хочу вместе с Сэмом автостопом махнуть куда-нибудь на юг. В горы.

—  Ты на юге никогда не была?

—  Была. — Она снова зевнула. — Это не то. Маменька все время рядом. Бдит. «Ах, это очень плохой мальчик!», «Ах, эта девочка говорит та­кие ужасные вещи!». Лежать с ней целыми дня^ ми под огромным зонтом, читать глупые книжки со счастливым концом, в десять часов ложиться спать... Скука.

—  Проблема   отцов   и   детей,   —   вздохнул Стае. — Смутно помню то же самое из времен своей туманной юности. Выпивать выпивал и по­куривал тайком, все ровесники тогда этим бало­вались. Но колоться? Да... Смена поколений. Кто такой Сэм?

—  Друг.

—  Он тебя посадил на наркотики?

—  Ничего не скажу.

—  Сэм — кто? Семен, Семенов, Семенович? От чего производная?