Любовь с ароматом чая

– Ах, Кларри, как я это переживу? – прошептала Олив.

Кларри положила руку ей на плечо.

– Очень просто, день за днем.

Глава тридцать пятая

1918 год

При неустанной поддержке и одобрении Кларри Олив воспрянула духом и делала все от нее зависящее, чтобы поддерживать порядок в доме во время отсутствия Джека. Оберегая неустойчивое душевное равновесие сестры, Кларри через день ночевала в ее доме, помогая ухаживать за детьми и утешая ее, когда Олив вновь овладевали страхи.

Ввели продуктовые карточки, и жалованья Джека хватало на все меньшее количество покупок. Олив часами простаивала в очередях за продуктами, оставляя детей в чайной на попечение Кларри. Веселые и приветливые малыши были неиссякаемым источником радости для сотрудников чайной. Дети Олив легко переживали превратности своей осложнившейся жизни. Кларри очень полюбила их.

Их оживленная болтовня отвлекала от безрадостных мыслей о растущих ценах, перебоях с поставками и неутешительных новостях с фронта. Эта весна принесла с собой новое наступление германских войск во Фландрии. Англия была измучена лишениями, голодом и изнуряющей работой на заводах и в шахтах. Но отчаяние и ропот вызывала горечь потерь: у каждого кто-нибудь из родных или знакомых был убит или пропал без вести. Все носили в себе страх перед безжалостными телеграммами, сообщающими о смерти.

Олив охватывала дрожь каждый раз, когда почтальон задерживался напротив их двери, проходя по улице. Она разрывалась между желанием получить письмо от Джека и страхом узнать наихудшие вести. Однако и Джек, и Уилл переносили трудности полевой жизни со стоическим терпением и оптимизмом, в отличие от того, что переживали их близкие дома.

В чайной всегда велись острые дискуссии, несмотря на то что правительство запрещало проводить митинги и выражать недовольство сложившейся ситуацией. Люди стали открыто критиковать действия командования. Осуждение вызывало все, от отказа премьер-министра от услуг американского президента Уилсона, выразившего желание стать посредником во время мирных переговоров, до действий армейских генералов, бессмысленно жертвующих жизнями подчиненных. Вспыхивали забастовки среди рабочих, недовольных условиями на заводах. Люди бунтовали против роста цен на хлеб. Все это обсуждалось за столиками в «Чайной Герберта», несмотря на скудное меню и жидкий чай.

– Для чего все это? – задавались вопросом люди.

– Я слышал, что в Германии тоже бастуют.

– Говорят, там голодают.

Иные ворчали, оглядываясь через плечо:

– Наверное, у нас и вправду будет революция, как в России.

Лично для Кларри подобные тревоги стояли на втором месте. Она не покладая рук трудилась в чайной. Берти, поначалу плативший ей хорошую зарплату и не вмешивавшийся в ее дела, теперь под любым предлогом уменьшал ей жалованье. Помня о том, что рассказал ей Джек, Кларри подозревала, что Берти старается выжать из чайной все соки, чтобы заткнуть дыры в других местах. Они с Вэрити привыкли к расточительно-шикарному образу жизни, и теперь, несомненно, их возмущали трудности военного времени, отразившиеся даже на самых богатых людях.

Берти никогда не появлялся в чайной. Он давал указания с помощью коротких грубых писем, содержащих намеки на «прискорбные последствия» в том случае, если Кларри не уменьшит расходы. С января она получала жалованье с задержками, но утешала себя тем, что Берти слишком заинтересован в работе чайной, чтобы позволить ей пойти ко дну.

Однако в апреле он совсем перестал ей платить. Забеспокоившись, Кларри пошла к нему в офис. Это был ее первый визит к Берти, с тех пор как он унижал ее здесь после смерти Герберта. С того дня она не видела ни Берти, ни Вэрити – они отсекли ее от себя, словно пораженную гангреной часть тела. Когда в прошлом году умер отец Вэрити, Кларри написала им письмо с соболезнованиями, но ответа не получила. То, что они ее сторонились, ее полностью устраивало, только по двойняшкам Кларри скучала. У нее не было желания препираться с Берти или становиться объектом ядовитых замечаний Вэрити. Но сейчас был особый случай.

Кларри несколько раз постучала в дверь с облупившейся краской, пока не поняла, что офис заперт. Заглянув в окно, она увидела пустую комнату секретаря. Пораженная, Кларри на секунду подумала, что, возможно, ошиблась зданием, но на двери была знакомая, теперь уже позеленевшая дверная колотушка в виде дельфина, выбранная еще Гербертом.

Кларри охватила тревога. Ей не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в Джезмонд, домой к Берти. Решив сэкономить на трамвае, Кларри пошла пешком в этот привилегированный пригородный район.

Даже эта часть города несла на себе печать лишений военного времени: на улицах было пусто, а на дверях и оконных рамах особняков потрескалась краска.

Обескураженная, Кларри увидела, что дом Берти покинут и заперт. Она постучалась к соседям, и к ней вышла словоохотливая горничная.