Любовь с условием и без…

– Я не нуждаюсь в благодарностях,– холодно бросила я, но внутри такая буря поднялась, что если бы не люди вокруг, я придушила бы ее здесь своими руками.

– Но от Яры ты их принимаешь?– злорадствуя, заметила Виктория.

– Думаешь, дерьмом меня облила?– равнодушно пожала плечами я и пошла в наступление.– Ради меня мужчины такие деньжищи готовы выложить, а ты, прости, кажется, не замужем? Все стелешься, стелешься, да никак не подстелешься!

– Шлюха!– процедила сквозь зубы Виктория.

– А тебе завидно, что он со мной, а не с тобой, да?– продолжила я.

– Ха-ха, да у меня таких, как он, полный воз,– рассмеялась Виктория, но меня было не обмануть: смех был напряженным, почти истеричным.

Это задело ее самолюбие. Да, тонкая же у нее была броня.

– Да, я вижу, как ты из кожи вон лезешь, чтобы он обратил на тебя внимание. А он не замечает фифу с тремя высшими образованиями, гордой осанкой, благородным происхождением, с манерами светской дамы, дорогим маникюром… и смотрит только на девчонку, у которой ни гроша за душой, отвратительное чувство вкуса и дурная привычка говорить то, что думает. Какая жалость! А ты не задумывалась, что ему с тобой скучно?– громко выдала я и презрительно усмехнулась ей в лицо.– Да каждая вторая ему интереснее, чем ты!

Виктория чуть не подавилась от возмущения. Вся ее радость от мнимой победы улетучилась. И тогда она сказала то, от чего меня лихорадило еще неделю после встречи с этой язвой.

– То-то от тебя, такой веселой, Кирилл сбежал?!

– Кирилл?!– выдохнула я.

Услышав имя бывшего мужа, я напряглась от нестерпимого ощущения, будто все иголки, которые обычно выпускала наружу, обернулись против меня. Я поняла, что она говорила со знанием дела.

Но откуда она знала обо мне такое… Нет, откуда она знала Кирилла?!

– А какое ты имеешь к нему отношение?!– привстала я.

– Да самое прямое, деревня, что повелся Кирилл на твой экзотический характер. Был мужчина как мужчина, и вдруг пропал.

На это у меня не было ответа. Меня, как будто вывернули наизнанку, протерли наждаком и оставили на палящем солнце.

Чем же была моя жизнь с Кириллом? Неужели самообманом?! А я еще думала о нем посекундно! А этот, ресторатор хренов, тоже был хорош! Отомстил! Вывалял в грязи! Урод!

Охватила такая жуткая обида на саму себя, что позволила такое с собой сотворить. В ту минуту предельная жалость к себе сделала такой беззащитной, уязвимой. Я потерялась в собственных мыслях, потеряла ориентацию в происходящем, поплыла от слабости во всем теле. Хуже всего было то, что тогда же я потеряла способность постоять за себя, была полностью обезоружена и подавлена.

Я зажмурилась, медленно накинула свою сумку на плечо и также медленно вышла из кафе.

На работу я уже вернуться не могла: не было ни физических сил, ни моральных, чтобы держать лицо. А разрыдаться на людях, принять все унижение и правду, не могла. Но я и домой не пошла. Забилась в угол одного из дворов и молча, то краснея, то бледнея от жара и озноба, просидела на лавочке до позднего вечера.

Трезвонил телефон, пока не села батарея. Капали и высыхали слезы. Менялись картинки перед глазами. Воздух становился прохладнее. На улице темнело. Вокруг бегали собаки, дети с мячом. А я разглядывала окна домов, двери подъездов, мусорные баки, доски скамейки, исписанные ножом…

Какое унижение! Все играли против меня! Вранье, лицемерие, похоть, выгода – сплошные добродетели!

Потом в один момент я просто встала и пошла по темной улице вдоль редких столбов с горящими лампами.

Центральная площадь и дорога наполнялись такими же полуночниками, какой была и я; их переполняла жажда веселья, отрыва по полной программе и приключений на свою пятую точку.

Я вот лично эту программу выполнила с лихвой.

А я все шла и шла…

Где-то на Судакской, уже рядом с моим переулком, передо мной резко затормозил серебристый джип. Я выдохнула от испуга и крикнула:

– Научись водить, громила!

Из машины вышел высокий огромный мужик и пошел мне навстречу. В свете фар я не могла разглядеть его лица, но что-то знакомое было в этой деревянной походке.

– Полина Алексеевна,– прогремел голос Стаса,– садитесь в машину.

После того случая в банке Стасу было велено называть меня исключительно по имени и отчеству.

– А-а, вот это кто? Можешь меня задавить своим грузовиком, но я с тобой никуда не поеду!– наотрез отказалась я.

– Давайте без своих штучек! Садитесь, вас Яра ждет,– нетерпеливо прогремел он и открыл дверцу.

– Да пошел ты!– смело заявила я и обошла машину.

Но эта годзилла схватила за локоть и, как бы я ни визжала, ни брыкалась и ни ругалась, была насильно засунута в машину.

– Ну, подожди, ты еще дождешься своего часа!– пригрозила я, поправляя на себе одежду и усаживаясь удобнее на заднем сиденье.

Стас чего-то хмыкнул в зеркало заднего вида и повел машину куда-то мимо центра.

Позже я поняла, что мы едем к дому Македонского.

Машина въехала на царский двор, Стас открыл дверцу и подал руку. Но я и не думала разводить церемонии и вылетела из машины без посторонней помощи.

На балконе появился Ярослав и, завидев меня, тут же спустился во двор.