Слово «природа» первоначально использовалось для обозначения всего, что возникает и «растет» как бы само по себе. Слово «ипостась» буквально означает «лежащее под», т. е. сущность как некое основание (латинское субстанция
). Однако к тому времени, когда начала продумываться христианская догматика, греческие слова «природа», «сущность» и «ипостась», так же как параллельные латинские термины natura, essentia, substantia, употреблялись практически как синонимы. Кроме того, между греческими и латинскими терминами не было однозначного соответствия. Так, греческие слова «сущность» и «ипостась» переводились на латинский язык одним и тем же словом «субстанция»[8].Поэтому в процессе разработки учения о Св. Троице потребовалось прежде всего разграничить понятия «сущность» и «ипостась». Это сделал Василий Великий. Он противопоставляет сущность
и ипостась как общее и особенное (частное). «Если мне должно высказать кратко свое мнение, то скажу – сущность относится к ипостаси как общее к частному»[9]. При этом частное и общее он понимает в смысле первой и второй сущностей Аристотеля. Разумеется, св. Василий вносит в онтологическую схему Аристотеля новое христианское содержание: ипостась – это уникальный способ, или образ, бытия (отцовство, сыновство, святость); сущность – это не только вторичное обобщение, но выражение единства ипостасей. Мы не будем на этом останавливаться, поскольку нас интересует сама логика формирования понятий.Еще более серьезные проблемы возникли при разработке христологического догмата. Как соединены во Христе божественное и человеческое? Борьба мнений шла между двумя богословскими школами: александрийской и антиохийской. Первая имела тенденцию к «антропологическому минимализму», растворению человеческого в божественном. Вторая, напротив, была склонна к «антропологическому максимализму», подчеркиванию значимости человеческого во Христе[10]
. Халкидонский собор положил начало богословскому синтезу этих двух направлений.Для характеристики соединения божественного и человеческого во Христе, помимо понятий «сущность» и «ипостась», использовалось также понятие «природа». Однако однозначного понимания этого термина не было. Неоднозначность возникала потому, что слово «природа» воспринималось как синоним сущности
, но одни понимали «сущность» (а следовательно и «природу») в смысле «первой сущности» Аристотеля (которую Василий Великий называл ипостасью), а другие – в смысле платоновской «идеи» или «второй сущности» Аристотеля (т. е. в смысле Василия Великого)[11]. Это была одна из главных причин, по которой богословы некоторых восточных церквей не приняли определения Халкидонского собора. Тем не менее «правильного» толкования понятия «природа» в Халкидоне дано не было. Впервые явно отождествил понятия «природа» и «сущность» (в смысле Василия Великого) Леонтий Византийский, и впоследствии это отождествление никто сомнению не подвергал.Но тогда возникает вопрос: если, начиная по крайней мере с каппадокийцев[12]
, понятие «природа» означало то же, что и «сущность», то зачем понадобилось использовать еще одно слово?Можно предложить следующее объяснение. Когда утверждается, что некие «объекты» имеют одну и ту же сущность (единосущны, как ипостаси Св. Троицы), то раскрывать, в чем именно заключается эта сущность, необязательно. Главное в этом утверждении – само наличие сущностного единства. Когда же речь идет о разных сущностях (как в христологическом догмате), то главным становится не различие как таковое (оно очевидно), а его содержание, то, в чем оно состоит. А это удобно описывать в терминах «свойств». Таким образом, природа —
это та же сущность, т. е. «чтойность», но понимаемая не абстрактно, а конкретно, как совокупность свойств данного вида объектов, отличающая его от других видов. В знаменитом послании («томосе») папы Льва, написанном незадолго до Халкидонского собора, подчеркивается, что при соединении двух природ в единое лицо во Христе свойства природ остаются неизменными, и упоминаются некоторые из этих свойств: «Величие воспринимает ничтожество, мощь – немощь, вечность соединяется со смертностью, ‘бесстрастное естество’ соединяется со страдательным». По словам Г. Флоровского, послание Льва было принято в Халкидоне «с утешением и восторгом»[13]. Тем не менее в Халкидонском определении конкретные свойства отсутствуют, и о соединении природ говорится лишь в общем виде как о «неслиянном и неизменном», с одной стороны, и «нераздельном и неразлучном» – с другой (учение об «общении свойств» начало разрабатываться позднее). Но когда в том же определении говорится о единстве, то по-прежнему употребляется понятие «сущность»: «исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа …единосущного Отцу по божеству и единосущного нам по человечеству».