Любовь - слепа

— В смысле была? — чувствую, что мои глаза округляются.

— Малая…. Мне надо валить из города, — с тихой грустью говорит Макар, пряча взгляд.

— Что? Как? — у меня нет слов.

— Мне шепнули, что таблоидовы отморозки хотят меня завалить по-тихому…

— Господи… Иди в полицию…

— Нет. Это голяк… Полицаям плевать на таких как мы. Подождут мокруху, а потом закроют как глухарь. Никто не будет вникать в тонкости.

Мне не хватает дыхания, операционная, кажется, уменьшается в размерах и давит на меня со всех сторон.

— Ты бросаешь меня со всем эти дерьмом?! Я ненавижу тебя… Ты просто сволочь, — выпаливаю я автоматной очередью, слабо понимая как могут ранить мои слова, в этот момент мне плевать.

— Ты любишь меня… Я это знаю, чувствую, — он берёт мои ладони в свои руки, и тянет меня к себе. — Но его ты любишь больше, и так будет всегда, — сколько горечи и боли в этих словах. — Но я не буду номером вторым, это не про меня…

— Я знаю…

— Вызови мне такси до автовокзала, — просит он, лицо его становится жёстким и непроницаемым.

— Господи! Ты едешь прямо сейчас?!

— Да, пока шавки Таблоида зализывают его кровоточащее очко, и ещё не кинулись на поиски меня.

— Но вещи… Не знаю, деньги, — у меня в голове не укладывается всё происходящее.

— Вещи мне не нужны… А денег у меня жопой жуй… За этот бой я срезал хороший куш. Орги потом сделают мне перевод в крипте…

— Макар… Как же так?

— Ну что? Не раскисай… Так будет лучше для всех.

Он сидит на операционном столе, и смотрит мне в глаза, так и держа мою ладонь своими горячими разбитыми пальцами. Подхожу к нему ближе, и обнимаю, запускаю пальцы в его волосы, как давно я хотела это сделать. Вдыхаю его запах, чувствую его сердцебиение своей грудной клеткой. Он зарывается носом в мои волосы, и тоже делает вдох, мы дышим друг другом и не можем надышаться. Прижимает меня к себе так крепко, будто стараясь смешать наши молекулы, прорасти сквозь меня, как кристалл. Его лицо немного отстраняется, наше дыхание смешивается, глаза смотрят в глаза, не отрываясь. И в этот момент не нужно ничего говорить…

Его большой палец касается моих губ, опаляя кожу. Делаю выдох, он тут же втягивает воздух из моих лёгких, и запечатывает рот поцелуем. Это похоже на цунами, волну разрушительной силы, сметающую всё вокруг, прошлое, будущее, все планы. Чистая природная мощь, растворяющая всё сущее в мутном бурлящем потоке, которому не видно конца. Наши языки жадно лижут друг друга, зубы впиваются в губы до крови, до боли. Стоны заполняют пространство кабинета, это похоже на плач, на волчий вой по утраченному навсегда члену стаи. В этом поцелуе вся боль невыплаканных слёз, вся сладость томления, вся горечь несказанных слов и отчаяние от того, нам не суждено случиться. К ни го ед. нет

Макар с болезненным стоном отталкивает меня, словно отрывая от себя прямо с кожей.

— Я пошёл, — мрачно бросает он.

— А такси? — робко спрашиваю я.

— Дойду пешком. Мне надо проветрить мозги.

Он отодвигает меня в сторону, спрыгивает на пол, и идёт к выходу.

— Давай я подвезу тебя!

— Нет! — рявкает он в ответ, и исчезает за дверью.

Я остаюсь одна в холодном свете хирургической лампы.

…

Как только Макар вышел за дверь, для меня будто поднялся занавес, и взору открылась отвратительная сцена реальности. Вот она я в центре — главная героиня, освещённая ярким белым софитом. Дальше сюжет стремительно закручивается, и из положительного персонажа я, вдруг, превращаюсь в лживую интриганку, слабую на передок. Эта гиена в овечьей шкуре содрала денег с бывшего, чтобы починить нынешнего. Она просто не смогла смириться с его несовершенством. Эта стерва соблазнила брата своего парня, морочила ему голову, пока он не влип в историю с этой малолеткой. Даже собаку она не смогла сберечь, пёс не продержался и двух недель без своего хозяина. И вот она я, стою посреди сцены, запятнанная кровью, насквозь фальшивая изменщица и обманщица.

Слышна барабанная дробь, что-то меняется на сцене, включаются яркие прожекторы, время выхода на сцену прозревшего парня. Вот он выходит, на глазах девственно-белая тряпица. Он улыбается в предвкушении, что увидит свою дорогую возлюбленную. Его рука тянется к повязке, и медленно стягивает ткань. Он щурится от яркого света, но, вот, зрение возвращается к нему, и что же он видит?

…

Звон металла от удара об плитку пола приводит меня в чувство. Виденье театра одной актрисы растворяется в реальности. Лоток с окровавленной ватой и обрезками ниток упал на пол, задетый моей рукой.

"Надо навести порядок, и поскорее уходить…"

Прибравшись в операционной, и сложив мусор в пакет, я оглядываюсь вокруг, не пропустила ли чего. В воздухе ещё висит солоноватый запах его крови, смешанный с антисептиком. Эти бытовые действия немного отвлекают от мрачных мыслей.

Тело бьёт мелкая дрожь, пока я иду к выходу, стараясь всё сделать правильно, и не выдать себя. Закрываю клинику и иду к машине. Мысль о том, что в пакете лежит вата, пропитанная кровью человека, которому я была готова отдаться, всего лишь пятнадцать минут назад, обжигает нутро как уксусная кислота.