Любовь стоит того, чтобы ждать (СИ)

Меня затрясло от понимания, что именно он хотел сказать. Что-то потекло по щекам, и я дотронулась до лица, а потом с удивлением перевела взгляд на мокрые конники пальцев.

Плачу?

Разве я не разучилась это делать?

Но я и правда плакала. Тихо, тоскливо, капля за каплей выдавливая обиду на судьбу — даже не предполагала, что её скопилось так много. Капля за каплей возвращая доверие к жизни. Чувствуя, как освобождаюсь так же, как в танце…

Но в танце я была свободна ото всех.

А в этих слезах — от себя и неласковой части своего прошлого.

Гард ничего не говорил. Только покачивал в своих объятиях… А когда я затихла, осторожно поднял мое лицо за подбородок и поцелуями высушил кожу…

Нежно поцеловал меня в губы… А я ответила на поцелуй.

Мы занимались любовью тягуче, глядя друг другу глаза в глаза, не разлепляясь ни единым сантиметром наших тел. Его руки обхватывали мою голову, торс и ноги надежно фиксировали на кровати, а взгляд держал крепче, чем все остальное… Но ему не было в этом необходимости. Потому что я обвила его руками и ногами и сжимала внутренние мышцы так, будто хотела, чтобы он навечно остался во мне.

Мы вернулись в тот же день, заказав флиппер до Академии, но перед выходом разделившись.

Это был обычный учебный день, и неизвестно, что ждало нас за самоуправство: ни он, ни я не включали коммуникационные браслеты с момента, как покинули прием. И не явились ночью.

Отсюда отчисляли и за меньшее… Но почему-то мы понимали, что Глава посмотрит на это сквозь волны. Так и случилось.

Инструктора даже не сделали замечание, рейтинг не снизился, а одногруппники, похоже, и не заметили моего отсутствия. Только по отдельным репликам парней из линии Гарда, обращенным к нему, я поняла, что кто-то знал о нашем выступлении.

Даже в капсуле у меня все было как прежде, разве что мигало специальное устройство, на котором я нашла непройденные темы и поспешила в библиотеку.

Все осталось неизменным…

Но я чувствовала себя другой.

Как-будто тот день и та ночь изменили гораздо больше, чем можно было предположить. И невозможность сформулировать, что же именно произошло и как с этим жить, сделала меня еще более замкнутой и даже напряженной. Для всех…

Кроме Гарда.

Потому что я с удивлением осознала, что когда мы наедине — пусть это случалось и нечасто, — я могу быть самой собой.

Шутить, если хочется. Злиться, когда он меня бесит. Ругаться, потому что при всей сдержанности во мне кипели нешуточные эмоции, которые я привыкла подавлять.

Быть милой, пусть это и редко ему перепадало.

Расспрашивать о вкусах и интересах… и через силу, но рассказывать о своих.

Хотеть его, хотеть страстно и не скрывать этого.

И танцевать.

Это было… невероятно. Знать, что есть тот, кто принимает тебя.

Несовершенной.

Это открыло для меня совершенно новые возможности… приятия себя.

Наши танцы изменились. Мы перестали контролировать себя, доверяя партнеру, останавливаться и проверять каждый взмах, настороженно следить друг за другом…

И стали, наконец, полноценной парой.

В танце, конечно.

И пусть нам приходилось еще больше контролировать себя на людях, четко отслеживая каждый жест и взгляд в сторону друг друга, стараясь не сбиваться с изначально выбранной линии поведения: он — сын председателя, я — девочка с окраины, и мы вынуждены терпеть друг друга из-за какой-то непонятной идеи главы Академии, — это было несложно.

Уж слишком хорошо мы понимали, насколько неугоден может оказаться окружающим даже временный наш союз.

И, как ни странно, меня это не слишком волновало. Как и то, что ждет нас в недалеком будущем, когда Гард отправится на околопланетную станцию.

Потому что, пожалуй, впервые я чувствовала, что счастлива.

* * *

Предмет «История Содружества» не мог мне не нравиться. Даже не потому, что само становление такого большого конгломерата систем, рас, существ, и основные события, что их объединяли или заставляли воевать, были безумно интересны. И преподавали его под усиленными мемонами, а значит, все, что мы слышали, видели, трогали и нюхали в процессе виртуального рассказа, запоминалось на всю жизнь. А потому, что мне все было в новинку. И порой мне стоило приложить большие усилия и потратить часы на самостоятельные занятия, чтобы не выдать этого однокурсникам.

Там, где они скучали, я с трудом удерживала челюсть на месте.

Там, где они вяло проговаривали давно известные им истины и описывали события, я с восторгом вслушивалась и всматривалась в новые понятия.

Потому что они это изучали с детства, впитывали в родительских домах и на визорах, проигрывали в детских играх, рекомендованных пси-консультантами… Мне же пришлось начинать с нуля.

Нет, я, конечно, могла кое-что рассказать об отсталых планетах… Или о том, как нелегально с них выбраться. О том, что космос бороздят не только сверкающие лайнеры, благородные стражи или же богатые звездолеты торговых межгалактических корпораций.

Но кому это было нужно? Они жили в совсем другом мире…

Как и приютские.