Любовь Сутенера

— О да, конечно! И знаешь, чего он достоин? Хорошей порки шпицрутенами или трехмесячного тюремного заключения за тунеядство. Столько времени тебя трахал, а теперь, видишь ли, денег нет. Пусть платит, засранец!

— Но у него сейчас действительно ничего нет! Не могу же я в таком состоянии ехать на метро.

— Да уж конечно… Ладно, приезжай, встречу тебя у подъезда ровно через час.

Катюха отличалась крайней нелюбовью к езде на общественном транспорте, объясняя это довольно банальной причиной: «Чем толкаться целый час с пятью потными мужиками, лучше уж десять минут полежать только под одним, зато потом доехать с комфортом». И это было весьма жаль, поскольку из своих крайне редких поездок она привозила весьма любопытные наблюдения вроде: «Сегодня видела начинающую блядь. Девчонке не больше семнадцати, колени не сдвинуты, дубленка задралась — но ведь сидит, не поправляет и при этом выглядит явно скованной, словно бы ощущает все неприличие своей позы!»

Кто бы говорил о приличиях!

На этот раз Катюха не обманула и даже опоздала всего на пятнадцать минут. Я молча заплатил водителю и открыл перед ней дверь подъезда, решив как можно дольше разыгрывать обиженного, но сохраняя при этом самую равнодушную физиономию.

Поначалу она выглядела несколько смущенной, однако все это быстро прошло, как только мы вошли в квартиру, разделись и я не смог скрыть вожделенного взгляда, брошенного на ее черную юбку и черные колготки. Катюха его мгновенно заметила, после чего, томно улыбаясь, встала на колени перед диваном и безо всяких просьб с моей стороны устроила мне такой оральный секс (при том, что не очень-то любила им заниматься!), что я мгновенно забыл обо всем на свете!

Боже, какой же я был дурак, что чуть было добровольно не уступил ее Фемистоклу! Такая умелая и порочная прелесть, как Катюха, всем нужна, а кому нужен я сам — одинокий, не слишком богатый и не слишком удачливый сутенер, да еще пребывающий в состоянии жестокой депрессии? Тот, кто всем нужен, никогда и нигде не пропадет, зато тот, кто никому не нужен, может пропасть, даже не слезая с собственного дивана!

Разнежившись от долгожданного присутствия Катюхи, я с любопытством наблюдал за тем, как она, полуодетая, в одних колготках и свитере, распускала волосы перед зеркалом. Заинтересовавшись той резинкой, что заменяла ей заколку, я потянулся, взял в руки и с удивлением обнаружил, что это надорванный желтый презерватив.

— Ну и что? — отвечала она в ответ на мой недоуменно-ревнивый вопрос. — Потеряла заколку — вот и пришлось воспользоваться подручными средствами.

— Как много девушек хороших! — тут же запел я. — Как много ласковых имен; но только Кэт меня тревожит, беря последний мой гандон, а вместе с ним — покой и сон, покой и сон…

Впрочем, как можно было не восхищаться этой прелестью, особенно когда она любовалась на себя в зеркало, периодически меняя прическу. То закидывала волосы на затылок и, придерживая их рукой, томно склоняла голову набок. А то, напротив, взлохмачивала себя, задирала свитер и, подхватив обеими руками обнаженные груди, сладострастно облизывала губы.

— Такая красотка — и никто замуж не берет! — наконец с улыбкой заявила она, поворачиваясь ко мне лицом и элегантно подбочениваясь.

— Сама виновата! — тут же откликнулся я, взволнованно ерзая на диване.

Разговоры о замужестве она затевала со мной не один раз, поэтому я прекрасно знал порождавшую их причину — достигнув достаточно зрелого возраста, Катюха хотела получить определенный социальный статус (которого, кстати сказать, уже сумели добиться все ее близкие подруги по ремеслу!), чтобы с небрежной гордостью говорить: «Это мой муж!» Но при этом категорически не хотела завязывать с привычным образом жизни, поэтому уследить за тем, чтобы она сохраняла верность, было бы просто невозможно.

В чем-то Кэт напоминала мне жар-птицу, поймать которую никому не удается, но лишь до тех пор, пока она не растеряет все свое роскошное оперение, превратившись в ощипанную курицу, которую и ловить-то никто не захочет. Иначе говоря, она будет активно встречаться с мужиками, пока не станет неинтересной самому последнему бомжу. А при ее «спортивном» здоровье ей предстоит долгий путь вниз. Грустно все это, и поэтому очень хорошо, что я никогда этого не увижу…

Самая непоправимая глупость в жизни любой хорошенькой женщины — это недооценка той скорости, с которой проходит ее врожденная привлекательность. А Катюха совершенно беззаботно продолжала обменивать на деньги свой капитал красоты и обаяния, словно бы по-прежнему оставалась молоденькой провинциалкой. Заработанные собственным телом деньги она тратила не менее беззаботно — например, покупая дорогостоящую электронику своему сынку, который, на мой взгляд, относился к матери абсолютно потребительски.