Любовь Сутенера

Выглядеть моложе своего возраста — это достоинство, но вести себя моложе своего возраста — идиотизм. Забавно, что деньги создают ситуацию «порочного круга» — они требуются женщине, чтобы выглядеть как можно эффектнее и нравиться мужчинам; и они же требуются мужчине, чтобы ухаживать как можно более эффектно и, соответственно, нравиться женщинам. Но еще забавнее, что с возрастом «повидавшие виды» дамы упорно не желают снижать уровень своих потребностей — и это при том, что уровень их привлекательности неуловимо снижается независимо от всякого желания.

— Кстати, — продолжала Кэт, — Феня согласен на мне жениться, но лишь при том условии, что я ни с кем больше не буду трахаться, кроме него.

— Ну, мать, — усмехнулся я, — подобное условие равнозначно завуалированному отказу.

— Что это значит?

— Ты уже никогда не сможешь жить только с одним мужчиной и поэтому непременно станешь изменять. Уж я-то тебя знаю!

— Ничего подобного, — не слишком уверенно возразила Катюха, — вот устроюсь в какой-нибудь дорогой салон парикмахером, брошу пить и начну вести здоровый образ жизни. Мне, может, еще хочется девочку родить!

— Достойное желание, — согласился я, — однако пока ты еще не бросила пить, может, шлепнем шампанского за твое благополучное возвращение?

— Давай! — охотно согласилась она.

К сожалению, шампанского у меня в баре оказалась только одна бутылка, поэтому за ним неизбежно последовали напитки покрепче. И черт ее дернул начать мне рассказывать о своих взаимоотношениях с Феней! Ну то, что он ее «самый любимый друг», я еще как-то мог вытерпеть, но зачем мне знать мелкие подробности, вроде тех, что «он обожает анальный секс» или «ему нравится дрочить мне прямо на груди»?

Поневоле узнав о том, чем она занималась, когда удрала от меня, я вновь ощутил прилив хорошо знакомого бешенства, породившего следующий вопрос:

— Ну и что ты теперь собираешься делать? Жить на два дома — неделю у меня, неделю у него? Или станем шведскою семьей и будем трахаться втроем, тем более что он любит сзади, а я — спереди?

По всей видимости, Катюхе ничуть не претила подобная перспектива, поскольку она лишь молча улыбнулась и лукаво покачала головой.

— Нет, ты мне ответь, — еще больше свирепея от этой улыбки, продолжал наседать я, — сама-то ты чего хочешь?

— Да не знаю я! Вы мне оба нравитесь, причем каждый по-своему. Знаешь мою любимую песенку: «А я добренькая стерва, а я — скромненькая блядь; чем воздействовать на нервы, мне гораздо проще дать!»

— Ну, это конечно! Но ведь, помимо нас с Феней, есть и другие. «А живы будем — будут и другие», — весьма кстати вспомнилась цитата из пушкинского «Каменного гостя». — Что же вы за сука-то такая, Екатерина Матрасова?

— А тебе что-то не нравится? — обиделась она. — Нет, чтобы сказать спасибо, что я к нему вернулась, так опять начинает оскорблять!

— Ну и что из того, что вернулась? И надолго ли? Если ты не можешь не говорить об этом чертовом Фемистокле в моем присутствии, то где гарантии, что ты вновь не вскочишь и не убежишь, как только он тебе позвонит?

— Я скорее от тебя убегу, если ты будешь со мной таким грубым!

— Да и убегай, черт с тобой! — неожиданно для самого себя махнул рукой я и снова потянулся за бутылкой. Вообще-то мне уже не стоило пить, поскольку снова приближалось то состояние неистовства, в котором я собирал ее вещи.

Катюха внимательно посмотрела на меня, затем вышла в прихожую и стала надевать дубленку. Потом, судя по звуку «молнии», застегнула сапоги. Я продолжал крепиться и выдержал вплоть до того момента, когда за ней захлопнулась входная дверь. Все равно все ее вещи остались дома, поэтому никуда не денется — вернется.

Однако моего хладнокровия хватило ровно на пять минут! Выйдя на балкон, я увидел, что Катюха зашла на детскую площадку и приблизилась к группе подростков, состоявших из трех ребят и одной девушки, которые стояли возле припорошенной снегом скамейки и лакали баночные коктейли.

Минуту я наблюдал за всей компанией, дрожа от бешенства и желания запустить в них чем-нибудь тяжелым. Но стоило одному из подростков протянуть свою банку Катюхе, как я сорвался с места и, схватив куртку в охапку, бросился вон из квартиры. Затем, небрежно натянув ее прямо в лифте, выскочил из подъезда и подбежал к ребятам.

— Это моя жена, — зачем-то объяснил я им, хватая ее за отворот дубленки и увлекая за собой.

Она не только не сопротивлялась, но, напротив, была явно довольна подобным поворотом событий — особенно тем, что я прилюдно назвал ее своей женой, — поэтому произнесла при этом только одну фразу:

— Да погоди ты, дай я хоть банку отдам!

Вернувшись в квартиру, мы продолжали пить, а потом легли в постель, но что там делали, я уже не помню. Увы, но забытое удовольствие равнозначно его отсутствию!

Очнувшись посреди ночи и увидев рядом с собой мирно посапывающую Катюху, я вдруг вспомнил весь этот эпизод и с ужасом подумал:

«Да что же это она со мной делает! Неужели я с ума от нее схожу?»