Любовь Сутенера

В то время как у всех моих друзей и коллег было праздничное, предвесеннее настроение, я валялся на диване и, периодически потягивая виски, тупо смотрел телевизор, не брезгуя даже телесериалами. Как много написано о вреде пьянства и наркомании, но почему-то нигде не говорится о вреде однообразия и монотонности жизни, хотя именно они являются основными причинами тяги к избавлению от рассудочного поведения и переходу на уровень эмоций.

Единственным развлечением были гости, которые приходили поздравлять Катюху, но, не найдя ее дома, от нечего делать поздравляли меня. И самым первым из таких гостей явился Семен Исаакович Вайнер. Как ни лень было слезать с дивана, но пришлось изображать из себя гостеприимного хозяина. Впрочем, Семена Исааковича не проведешь!

— Знаете, Сережа, ваша наигранная приветливость напомнила мне один известный литературный анекдот о Салтыкове-Щедрине, — первым делом заявил он. — Тот крепко жмет руку вошедшему гостю, когда раздается новый звонок в дверь. «О, черт возьми! Опять кого-то черт принес?!» — восклицает Щедрин, даже не успевший отнять руки.

— Ну что вы, Семен Исаакович, — промямлил я, снова опускаясь на диван. — Я всегда рад вас видеть. С чем, как говорится, пожаловали?

— Да есть у меня одно дело… Однако вы, как я вижу, пребываете в скверном настроении? Что-то случилось?

— Нет, ничего особенного.

— Не хотите рассказывать? Понимаю, понимаю… Тогда, чтобы хоть немного вас развеселить, могу рассказать про нашего общего знакомого — того самого литератора, с которым вы когда-то ездили на презентацию. Будете слушать?

— Конечно.

— Вчера вечером он на своей, между нами говоря, изрядно потрепанной иномарке ездил в захолустный московский храм, чтобы переговорить с местным священником, который когда-то, много лет назад, заканчивал один с ним институт.

— Исповедался в графоманских грехах, что ли?

— Нет, господин литератор не уверовал в бога, как никогда не верил даже в инопланетян, хотя периодически баловался сочинением фантастики. Причем, как правило, они почему-то выходят у него редкостными мерзавцами! Поводом для обращения к священнику стало неуемное желание максимально «раскрутить свой бренд», как сказали бы самые циничные специалисты нашего времени — я имею в виду специалистов по рекламе. Иначе говоря, насмотревшись на то, как одна нелепая организация поднимает тиражи скверных писателей, подавая на них в суд за матерную «порнографию», наш общий знакомый решил сделать аналогичный «пиаровский» ход, но на более высоком уровне.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду…

— Разумеется, скандал-то был известный.

— Мало ему было подать в суд на Собакина за какой-то жалкий плагиат, так он еще решил обратиться к божьей помощи!

— Ну, здесь он рассуждал вполне логично. Зачем ему таскаться по судам, доказывая, что он не похабник? Гораздо приятнее услышать, что его, как некогда самого графа Толстого, будут предавать анафеме с церковного амвона!

— За что? — впервые заинтересовался я.

— О, господин литератор недолго придумывал для себя причину подобной кары! Раскопав в одном из своих романов эпизод, где вера в появление инопланетян отождествляется с верой в ангелов, он предъявил его знакомому священнику. Тот помялся, сказал, что «это несколько мелковато», но после усердных уговоров и солидного «пожертвования на храм божий» согласился торжественно, при воскресном скоплении паствы, объявить анафему за «кощунственное сравнение мерзких инопланетных тварей с посланцами господа нашего».

— Забавно!

— Я рад, что вы наконец улыбнулись. Но слушайте дальше, поскольку на обратном пути домой с ним случился не менее забавный конфуз. Вы сами прекрасно знаете, что господин литератор уже начал заметно лысеть, утешаясь при этом фразами типа «Из-за лысины голова становится трогательно беззащитной» или «У меня открылась чакра, через которую я подключился к потоку космической энергии». Кроме того, он вообще выглядит старше своих лет.

— В общем-то, да…

— По его собственным словам, храм находился в одном из отдаленных районов Москвы, возвращался он оттуда уже поздно вечером и поэтому, заметив на дороге одинокую девичью фигуру, не раздумывая свернул к обочине.

— Мало ему моих девчонок!

— Наверное, мало… Он, правда, уверял, что в тот момент у него и в мыслях не было ничего «такого» — просто захотелось подвезти заплутавшую девушку, избавив ее от опасностей ночного города. Тем сильнее было его потрясение, когда девица, открыв дверцу и бегло оглядев невзрачный салон, торопливо буркнула: «Извини, дедуля, но я на работе!» — после чего чуть ли не бегом бросилась к притормозившей позади иномарке. И только с большим запозданием господин литератор сообразил, что девица стояла на обочине в той самой позе, в какой он мысленно видел будущий «памятник неизвестной путане»!

— Как было бы смешно, если бы за выполнение этого заказа взялся господин Церетели! Каких бы тогда размеров получилась эта путана!