Любовь - только слово

Еще можно было увидеть Бад-Наухайм и Бад-Хомбург, Бад-Вилбель, Кенигштайн, Дорнхольценхаузен, Оберурзель и сотни прочих мест проживания людей, самым большим из которых был Франкфурт-на-Майне.

Но Оливер Мансфельд ничего этого не видел. Он сидел, согнувшись, на старом ящике среди рухляди, держа в руках только что прочитанное письмо. Он был настолько отрешен от всего, что даже не слышал шагов подходившего к нему Манфреда Лорда. Лорд уже два часа прятался в нише — здесь же, в этой комнате. Он слышал разговор между Оливером Мансфельдом и своей женой. Он терпеливо ждал. Теперь ждать ему было больше нечего. Он подошел к сидящему Оливеру сзади, схватил его за плечи и рывком приподнял.

— Что… что…

Как только Оливер выдавил из себя эти слова, он тут же получил удар в лицо. За ним последовал второй. Оливер отлетел к стене. Лорд прыгнул за ним. Он бил юношу куда попало. Бил его своей тяжелой тростью. У Оливера потекла кровь. Лорд продолжал его бить. Оливер не сопротивлялся. Лорд стал бить его ногами, сначала по почкам, затем в живот. Он делал это молча, с лицом, искаженным от ненависти. Через несколько минут Оливер согнулся пополам и упал на грязный пол комнаты. Из ран сочилась кровь. Он стонал.

Глава 12

— Я надеялся, — наконец заговорил Манфред Лорд, — что вы будете защищаться, Оливер. Я жаждал взаимной борьбы. Было бы куда приятнее, если бы вы сопротивлялись.

Оливер лежал, скорчившись, на грязных половицах. Рядом с ним валялось письмо Верены.

— Я вдвое старше вас, вы наверняка могли бы меня побить. Почему вы этого не сделали?

Оливер молчал. Кровавая лужа, в которой он лежал, становилась все больше.

— Вы полагали, что вы очень хитрый. Но я оказался хитрее. Женщина остается женщиной. Верена поступила так, как поступают все женщины. Вы не хотели в это поверить, вы не можете в это поверить, потому что вы еще ребенок и идеалист. — Он пнул лежащего Оливера. — Женщине нужна уверенность в завтрашнем дне. Этого вы не можете дать Верене. Она привыкла к роскоши. Этого вы ей тоже не можете дать. Она обычная проститутка. На нее не стоит сердиться. — Он опять пнул Оливера. — Я унижался перед всеми. Но теперь довольно. Все фотографии и пленки, которые вы сделали, теперь у меня. Я считаю, что правильно поступал, когда так долго унижался и терпел вашу любовную связь с моей женой. Теперь вы в дерьме. Она выбрала обеспеченность и меня.

Манфред Лорд ушел. Он был очень доволен собой. Он все продумал. Он ничего не забыл, только одно он упустил: не забрал письмо Верены.

Это правда, вся правда. Это то, что произошло на самом деле. Мы ни о чем не умолчали.

Манфред Лорд, который обещал господам Гарденбергу и Лазарусу рассказать всю правду, не рассказал всей правды. Оно и понятно.

Манфред Лорд не был сторонним наблюдателем. Он сражался. У него был шанс выиграть, он защищал свои права на женщину, на Верену. Он раскаивался в том, что избил Оливера.

— Я признаю, что вел себя варварски и достоин презрения, — сказал Манфред Лорд. — Но я полагаю, что мужчины меня поймут. Я так долго терпел и слишком многое позволял.

— Однако это вопрос вкуса, — отреагировал Гарденберг.

— Этот вопрос меня как раз менее всего интересует.

— А какие вопросы вас интересуют? В своем романе Оливер Мансфельд пишет о том, что фотографировал книжные страницы с проколотыми буквами и что это явно были какие-то шифрованные послания. Он писал, что эти книги получал от вас, когда летал в Эхтернах, а из Эхтернаха привозил вам книги от своего отца.

— Это все вымысел.

— Мадам?

Верена посмотрела сначала на мужа, затем на фотографию Эвелин на столе рядом с кроватью, глядя мимо Гарденберга, на вьюгу за окном и страшно равнодушным голосом произнесла:

— Я ни о чем подобном никогда не слышала.

Лорд заулыбался. Верена вновь заплакала. Лорд утешающе начал ее гладить. Больная женщина.

— Нервы, господа, — сказал он.

— Мы понимаем, — сказал Гарденберг. — Вы в курсе, что следователь распорядился продолжить расследование по делу Вальтера Мансфельда, вследствие чего статья о сроке давности утрачивает силу?

— Да, слышал.

— Если господин Мансфельд приедет в Германию, он будет тотчас же арестован.

— Ну, я думаю, тогда господину Мансфельду не следует приезжать в Германию, — сказал Манфред Лорд, поглаживая свою жену. — Дорогая, успокойся. Тебе надо успокоиться.

Верена в ответ на его слова перестала плакать.

Старший комиссар Гарденберг уведомил Манфреда Лорда, что по поводу его добровольного признания в нанесении телесных повреждений будет проведено расследование. Манфред Лорд заявил, что предвидел такой поворот событий и в связи с этим назвал имена трех своих адвокатов. Когда, полчаса спустя, Гарденберг и Лазарус выходили из дома, в темном холле им повстречалась маленькая девочка.

— Тебя зовут Эвелин, не так ли? — спросил Лазарус.

— Да.

— Знаешь, кто мы такие?

— Догадываюсь. Вы из полиции?

— Почему ты так решила?

— Из-за дяди Мансфельда.

— А что с ним случилось?

— Вы же сами знаете.

— Ты его любила?

Малышка еле слышно ответила:

— Да, мне страшно жалко, что он умер.