Любовь цвета боли 2 (СИ)

Остаюсь одна, растерянно обводя чью-то спальню взглядом. Приехала в гости, называется, переполошила весь дом своим обмороком. Это из-за стресса. Всего лишь стресс. Виски раскалываются противной болью, очень хочется пить, во рту словно пустыня. Что мне теперь делать? Я не вынесу! А сама стону в голос, до боли кусая губы, от понимания, что опять невыносимо тянет в груди и до сводящей с ума дрожи хочется увидеть Макара. От мысли, что он где-то здесь, совсем рядом, глупое сердце ускоряет ход, с громким стуком ударяясь о ребра.

Я не слышу, как открывается дверь, но чувствую его присутствие кожей. Табун предательских мурашек и родной, чертовски вкусный аромат цитруса и сандала. Макар застывает на месте, не дойдя до кровати пару шагов. Напряжен, руки в карманах брюк, рукава белой рубашки небрежно закатаны, волевой подбородок покрыт щетиной, губы сжаты в плотную линию… Смотрит настороженно и обеспокоенно.

Задержавшись на лице, его взгляд скользит ниже, и по тому, как хмурится, понимаю, что увиденное ему явно не по душе.

— Я… — голос хриплый, царапающий. Прочищаю горло, пытаясь выдавить связные слова, так как стоит мне издать малейший звук, мужской взгляд тут же уставляется на мои губы. — Я не знала, что ты тоже… приедешь.

— Получается, «сюрприз».

Не пойму, то ли шутит, то ли серьезно, потому что лицо мрачное и дышит часто. И смотрит. Так смотрит… Как всегда смотрел — с жадной решимостью и диким голодом. Будто я сладкая конфета, которую очень хочется, но нельзя. Пока нельзя.

— Феерическая реакция, Оль.

Отвожу взгляд и, сама того не замечая, нервно цепляюсь пальцами за покрывало.

— Это не на тебя, — что я несу.

Идиотка.

— Ну да. Решила прилечь, отдохнуть. Внезапно, — медленно обходит кровать и опирается о стену, скрещивая на груди руки. Прямо напротив меня. — Что с тобой происходит, маленькая? — тихо, в голосе скользит нежность и забота.

А меня от его «маленькая» словно током бьет. Наотмашь. В самую душу. Сглатываю тяжело и моргаю часто, низко опустив голову. Чтобы только не заметил, что разреветься, готова и как безумно скучала.

— Всё нормально.

— Не нормально, — резко, с нажимом, заставляя от неожиданной перемены в голосе вскинуть взгляд. — Так выглядят люди, которые болеют. Ты болеешь, Оля?

— На диету села, немного не рассчитала. Увеличу калории, и всё придет в норму. Не о чем волноваться. Я сейчас вызову такси и поеду домой. Не хочу причинять неудобства в такой вечер, — тараторю, а сама сажусь, стыдливо натягивая подол на голые колени.

— Приляг пока. — Не просит. Давит. — Только после осмотра Павла Борисовича.

— Мне, правда, лучше…

— Оля, ложись на место, ради всего святого! — невозмутимость слетает как и не бывало. — Ты вообще видела себя? — рывком подается вперед и наклоняется над кроватью, упираясь руками в матрас в считаных сантиметрах от моей ноги. — Ты хоть представляешь, как напугала меня?!

— Так, так, — спасает меня Павел Борисович, заходя в комнату со стаканом воды и ридикюлем. — А вот ссориться не нужно.

Беру протянутый стакан. Рука дрожит так, что боюсь расплескать воду на кровать, с жадностью пью под тяжелым взглядом темных глаз.

— Макар? — вопросительно смотрит поверх очков Павел Борисович.

— Я останусь, — безапелляционно заявляет Макар, пружинисто отталкивается от матраса и отходит в сторону.

Смиренно позволяю измерить давление и пульс, мечтая поскорее попасть домой. В свою холодную раковину.

— Низковатое, — заключает Павел Борисович. — А вот пульс высокий. Какие жалобы до обморока были?

— Никаких не было. Павел Борисович, спасибо вам, но я, правда, хорошо себя чувствую. И прошу прощения, что сорвала ужин. Так неудобно вышло.

— Судя по бледности кожных покровов, с уверенностью могу предположить анемию. Тошнота? Рвота? Слабость? Сонливость? Что-то из вышеперечисленного беспокоит?

— Нет, — машу отрицательно головой, с трудом соображая.

— А с циклом как? Регулярный?

Торможу с ответом лишь на секунду, лихорадочно вспоминая, когда у меня в последний раз были месячные. Да были, были. Только нужно вспомнить когда… И понимаю, что давно были… Очень давно. Неужели?..

Как я раньше не поняла? Слабость, периодическая тошнота, обострение запахов, грудь непривычно тяжелая.

??????????????????????????— Четвертого! — слишком громко и пискляво.

А сама пытаюсь унять бешено бьющееся в груди сердце и скрыть дрожь в пальцах. Вскидываю потерянный взгляд на едва заметно улыбающегося Павла Борисовича, смотрящего на меня по-отечески тепло поверх очков.

Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.

— Да, да. Точно четвертого, — прилагаю максимум усилий, чтоб выглядеть как можно более безмятежней.

На Макара не смотрю. Страшно. Вдруг… Никаких вдруг!

— Ну, хорошо, — заключает миролюбиво Павел Борисович. — На данный момент ничего критического я не вижу, но обследоваться всё равно нужно. Кровь сдать, проверить, может, витаминов каких не хватает…

Спалилась. Вижу, что спалилась. Неужели я на самом деле беременна? Не может быть. Господи! Поверить не могу! Неужели я стану мамой!