Любовь творит чудеса

– Конечно, – радостно ответила Изабель. – А завтра утром он сможет покататься на пони. Здесь много детского снаряжения.

Кристин снова кивнула. Если Ники останется здесь, то она будет беззащитна перед Анатолем на сегодняшнюю ночь. Ее опасения стали более очевидными, когда в конце вечера она села в машину, чтобы поехать домой.

В темно‑синем бархатном платье до середины икры, как у балерины, она выглядела обворожительно. Двойная нитка жемчуга украшала ее тонкую, изящную шею, возможно, подарок Василиса, в ушах были жемчужные серьги‑гвоздики, а волосы забраны в низкий пучок и закреплены заколкой с жемчугом. Просто, элегантно и невообразимо мило.

«Молодой Баркут тоже считает ее очень милой, – думал Анатоль ревниво. – Наверное, поэтому он подчеркивал мои формально родственные связи с Кристин. Он хочет заявить свое право на нее. Нет. Она моя. Она всегда была моей».

В груди Анатоля угрызения совести смешивались с раскаянием, с желанием обладать ею вновь и навсегда.

«Почему я отпустил ее? Почему я позволил ей выйти за дядю?»

Тогда он был не готов, но сейчас был более чем готов. Все, что ему оставалось, – это убедить Кристин выйти за него, и если слова не помогут, он найдет другие способы.

Анатоль начал с безобидной темы про картины, которые действительно с пылью выглядят лучше, чем без. Кристин усмехнулась. Затем он отметил жеребцов на картинах и спросил, не является ли пони Брэмбл их потомком.

– Надеюсь, что нет, – закатила глаза Кристин. – Они выглядят очень грозно.

– Ты не против, чтобы Ники учился ездить верхом? – спросил Анатоль.

Кристин покачала головой:

– Я очень благодарна Джилесу и Изабель. Верховая езда поможет ему чувствовать себя как дома. Ники привязался к Джилесу.

Она пожалела об этом, как только последние слова сорвались с ее уст. Даже при тусклом ночном освещении она увидела, как Анатоль напрягся. Она вспомнила слова миссис Баркут о ней и Анатоле.

«Боже, пожалуйста, только бы не пошли слухи о них как о паре»! Ей достаточно было наседаний со стороны Анатоля, не хватало еще, чтобы другие люди начали о них говорить. Их женят прежде, чем она об этом узнает.

Остаток пути они ехали молча.

Подъехав к дому, она вышла из машины и приготовилась решительно пожелать ему доброй ночи и отправить в «Уайт Харт», но он опередил ее и ненавязчиво заметил, что не отказался бы чего‑нибудь выпить. Так как он был за рулем, ему не удалось попробовать ни портвейна, ни вина из запасов старого Баркута.

– Он сказал, что дарил бутылку Василису на Рождество…

Анатоль вопросительно посмотрел на Кристин. С неохотой она пригласила его войти. В доме было тихо и пустынно. Миссис и мистер Хьюз были в пристройке, а няня Рут уехала на выходные. Они прошли в гостиную. Кристин включила несколько настольных ламп, и комната осветилась тусклым желтоватым светом, отчего стало невероятно уютно, по‑домашнему.

Она достала из серванта два стакана и бутылку с портвейном. Анатоль прошел, сел на диван, распечатал бутылку и щедро налил ей и себе.

Кристин села в кресло напротив него, аккуратно расправив платье.

Глаза Анатоля блестели.

– За нас, Кристин! За то, чего мы можем добиться вместе.

Его взгляд, глубокий, выразительный, пробуждал в ней еще более сильные воспоминания. Этот взгляд некогда имел власть над ней. Она чувствовала его силу.

Он сделал большой глоток. Она тоже. Ей нужно было ощутить крепость и насыщенный вкус портвейна, чтобы придать ей сил.

Когда Василис получил эту бутылку в подарок, не успел открыть ее и попробовать. После Рождества здоровье его только ухудшалось, и он открыто готовил Кристин к тому, что скоро его не станет. Глаза Кристин наполнились слезами.

– Что случилось? – спросил спокойно Анатоль. – Ты беспокоишься за Ники?

Кристин покачала головой:

– Нет, я время от времени оставляла его на ночку‑другую, когда уезжала с Василисом в Лондон.

На имени ее почившего мужа голос Тиа задрожал. Анатоль прекрасно уловил это и спросил:

– Ты заботилась о нем, не так ли?

Голос его тоже дрогнул, как будто он говорил о том, что скрывал пять долгих горьких лет, как будто готовился принять то, что отвергал из‑за злости и обиды.

– Да, – ответила она, – за его доброту и мудрость, за его преданность Ники.

Тиа расплакалась. В голове Анатоля крутились мысли. Он не мог представить ее ни со своим дядей, ни с молодым Баркутом, ни с кем, кроме себя. Это невозможно. Его охватило то же желание обладать ею, какое он ощутил в машине по дороге домой, когда она была так рядом, в ограниченном пространстве салона авто, такая хрупкая и красивая… Она не может принадлежать никому, кроме него.

«Как я продержался так долго без нее?»

Каким бы невероятным это сейчас ни казалось, он смог. Тогда он так гордился, что вычислил хитроумную Тиа, что не позволил ей надеть на себя кольцо, не дал сделать себя отцом поневоле, что их расставание не было таким тяжким.

Сейчас, когда он готов и хочет жениться на ней и усыновить ее ребенка, она, которая мечтала об этом день и ночь, отказывает ему. Ее слова назойливой мухой вертелись в его голове.

– Это не значит, что ты не можешь выйти замуж снова! – сказал он.