Любовь у подножия трона (новеллы)

Добрыня не обмолвился ни словом, только растянул в улыбке твердые губы да сверкнул на Рогнеду глазами. Долго потом преследовал ее этот мрачный взгляд, снился в страшных снах… Она и не догадывалась, что это были вещие сны!

Встревожился и Рогволод, только дочери старался тревоги своей не показывать. Да и чего бояться? Ну, отказали жениху… многим и прежде отказывала Рогнеда, и ничего страшного не происходило. Однако какое‑то предчувствие заставило его поспешить со сборами дочери. Отвезти ее как можно скорей к жениху в Киев – и пусть Ярополк сам потом улаживает неприятности со своим братом, посягнувшим на то, что принадлежало другому.

В путь, в путь! Уже и обоз был собран, и припас на дорогу уложен, и кони для невесты и ее отца оседланы… Не успели на каких‑то полдня: утром еще возились с последними укладками, а когда солнце поднялось, к стенам Полоцка внезапно подступило новгородское войско. И стоило только Рогволоду увидеть эти рогатые варяжские шлемы, услышать свист, с которым взрезают воздух огромные двуручные обоюдоострые мечи, стоило оглохнуть от неистовых устрашающих кликов, которые издавали викинги и новгородцы в лад, как он понял: не быть его дочери княгиней киевской.

Да что! Если он и его семья доживет до завтра, это будет истинным чудом!

И все‑таки теплилась в душе надежда, что Владимиру нужна только Рогнеда, что он удовольствуется тем, что заберет строптивицу с собой. Теперь Рогволод готов был сам отвезти дочь дерзкому новгородскому князю, только бы убрались отсюда эти устрашающие воины в задубелых от крови звериных плащах!

Но Рогволод ничего не успел: ни призвать свою дружину к оружию, ни покорно выйти с дочерью за городские стены, признав поражение. Чудилось, сам Перун с его огненными стрелами и громоносной палицей помогает Владимиру. Вмиг городские ворота были разнесены в щепы мощным тараном, толпа воинов разбежалась по улицам, вздымая на копья или снося топорами головы всем, кто пытался сопротивляться. Но таких безумцев было немного. Среди них оказались два сына Рогволода и их дружинники.

Полоцк пал, словно колос под серпом. Жители его стояли на коленях по обочинам улочек и могли видеть, как их господина, его жену и дочь, накинув им веревки на шеи, гнали, словно строптивую скотину, за городские стены – туда, где раскинут был шатер победителя.

Здесь их швырнули ниц на землю и заставили ждать решения своей участи.

И в то время, когда эти трое лежали во прахе, отсчитывая последние мгновения своей жизни, между Владимиром и его дядей состоялся вот какой разговор:

— Она назвала тебя робичичем. Если ты спустишь ей это, найдутся и другие охотники тебя оскорблять. Ты должен поступить так, чтобы молва о твоей мести за свою честь, за гордость свою прокатилась по всей земле Русской и осталась в веках. Ты скоро станешь властителем этой земли – так что ж, ты хочешь, чтобы над тобой смеялись дети и бабы? Чтобы судачили о тебе – наш князь‑де спустил обидчикам своей матери! Отбей им охоту! Вырви у них языки, прежде чем тебя осмеют!

Да уж, до некоторой степени ярость Добрыни понятна. Назвав Владимира сыном рабыни, Рогнеда нанесла ему двойное оскорбление: во–первых, упомянула о его происхождении, которого он сам втихомолку стыдился и из кожи вон лез, чтобы никто об этом не вспоминал; а во–вторых, Рогнеда назвала его материнским прозвищем, употребив его как отчество. Не «Святославич», а «Робичич»! И Владимиру, и особенно Добрыне, который некогда тоже был рабом, пережить подобное было просто немыслимо.

И все‑таки Владимир никак не мог взять в толк, чего именно хочет от него свирепый дядюшка.

— Но ведь я пленил полочан, – растерянно говорил молодой князь. – Рогнеда теперь моя. Разве этого мало? Я могу сжечь город и убить Рогволода с женой…

— Это обычная участь побежденного, – криво усмехнулся Добрыня. – Такая доля не вызывает к нему презрения – только жалость. Унижение – вот что должны испытать Рогволод, его жена и дочь. Унижение, после которого сама смерть покажется им милостью!

— Но я не хочу убивать Рогнеду, – пробормотал Владимир.

— Это ты сам решишь, – усмехнулся Добрыня. – Потом. После того, как…

— После чего? – насторожился Владимир. – Что ты хочешь, чтобы я сделал с ней?

И тогда Добрыня сказал ему – что…

После этого разговора Рогволода и его княгиню привели в шатер Владимира и привязали к столбам, подпиравшим его свод. Затем ввели Рогнеду. Совлекли с нее одежду, и Владимир изнасиловал строптивицу на глазах ее отца и матери.

«Не по нраву тебе было разувать робичича? А спиной по голой земле ерзать под ним – это тебе как, по нраву?» – посмеивался про себя Добрыня, который, конечно, из князева шатра не ушел и наблюдал творившееся там от начала до конца.