Любовь ушами. Анатомия и физиология освоения языков

Второй её попыткой раскачать нас (и тут не молчат мои подозрения о личной направленности попытки и о неполной уместности местоимения первого лица множественного числа…) был призыв помочь делегации неких бахаев, приземлившихся в Екатеринбурге. Выступить для них гидами-переводчиками. Во мне произошла кратковременная борьба трёх сил: 1) правильности и добросердечия (когда просят помочь, надо помочь), 2) страха перед своим весьма слабым английским и перед чужим непонятным и 3) инстинктивной нелюбви ко всяким сектам. Мой призыв «Поможем братьям-бахаям?» был произнесён с таким неуверенным смешком, что энтузиазма в группе не вызвал. Тем дело и кончилось.

На старших курсах мой английский получил слабый шанс найти себе достойное применение: мой научный руководитель профессор Валентин Александрович Сметанин – знакомьтесь, я ещё расскажу о нём позже, ведь если бы не он, не было бы этой книги! – дал мне задание найти и перевести на русский книгу отца Иоанна Мейендорфа «Byzanteen Theology: Historical Trends and Doctrinal Thems». Сам Валентин Александрович считал её главной монографией по византийскому богословию. Ему было известно местонахождение трёх экземпляров этой книги: один находился в Волгограде в собственности доцента ВГУ Барабанова, бывшего студента В. А. Я написал ему с просьбой выслать книгу, но получил вежливый и твёрдый отказ. Второй скрывался в недрах библиотеки Академии наук в Санкт-Петербурге (уже в Санкт-Петербурге, 1993 год!). МБА тоже отказал, а директор библиотеки, к которому я обратился с филиппиками по поводу недоступности литературы именно для тех, кто в ней нуждается, но не может приехать в библиотеку лично, то есть для студентов и аспирантов, ответил мне: «Уважаемый Дмитрий Борисович, всё, что вы пишете, – правильно, но что же мы можем поделать?» Подпись неразборчива, так что до сих пор не знаю, кто из крупных российских учёных был столь любезен ответить мне.

Третий экземпляр (а также четвёртый и последующие) находились у самого о. Иоанна Мейендорфа, где-то в США, в Массачусетсе… Так я и не решился написать ему лично с просьбой выслать книгу, несмотря на заверения Валентина Александровича, что, мол, непременно вышлет, они ж там богатые.

Так что грандиозным планам по переводу Мейендорфа сбыться было не суждено, а диплом я написал по письмам Константина Ласкариса, византийского грамматика XV века, переехавшего в Италию, в Мессину, стараниями кардинала Виссариона.

Каким образом всё это повлияло на мою жизнь с языками, потом расскажу.

Еще раз университет

История наших с английским попыток пробиться друг к другу получила своё продолжение лет через шесть.

В возрасте тридцати двух лет я понял, что не хочу и дальше всё так же преподавать историю. «Преподавать историю» хочется в кавычки поставить. Мы ведь уже договорились, что не смешиваем между собой школьный предмет и реальную отрасль знаний с аналогичным названием. Задача историка в школе – преподавать историю тем, кто её знать не желает, причём преподавать так, как велели партия и правительство. Как раз в то время в Казахстане сбылись мечты о едином учебнике истории. Но если всемирную историю можно было преподавать, несмотря на очень плохие учебники, то историю Казахстана просто превратили в набор лозунгов и мифов – не говоря уже о том, что историк опять стал пропагандистом и агитатором.

Я к тому времени уже вовсю преподавал итальянский язык в свободное от основной работы время – ну и подумал, что стоит позаботиться о расширении репертуара. Чем это обернулось, расскажу в другой истории, про немецкий. А пока я пошёл в наш местный пединститут, уже давно и успешно переименованный в университет, и подал заявление на ускоренную заочную форму обучения: университетский диплом за два года, неплохо, да? Это тот редкий случай, когда исключение подтверждает правило: я сознательно пошёл на профанацию, мне просто нужен был диплом иняза. Правда, какие-то иллюзии ещё оставались: я и вправду хотел получше выучить языки. Моё заявление на немецкий плюс английский (см. опять же главу про немецкий) оказалось одним-единственным. Пришлось идти на английский плюс немецкий. Я воспринял этот поворот с оптимизмом: отлично, немецкий я и так неплохо знаю, а тут и английский подтяну.

Подтянул, ничего не скажешь.

Учебник Аракина мы прошли, да. Четыре тома. И ещё много чего прошли. И были даже преподаватели, которые и в самом деле пытались с нами работать. Чудесная Галина Дмитриевна Черноусова. И я даже провёл в качестве практики один урок английского в родном лицее.

Никогда в жизни так не волновался, как на том уроке, аж дрожал, по-моему. Это в родных-то стенах, в классе, в котором сам вёл историю и итальянский, да ещё под присмотром милейшей Ольги Ивановны, нашей учительницы английского! В начале урока мы выучили «That is the House that Jack built» по нарисованным мной картинкам (помню, забавная крыса получилась), а потом разбирали какой-то текст из учебника.