Любовь ушами. Анатомия и физиология освоения языков

Вопрос повышенной трудности: чего ж я так волновался-то? Обоснуйте ваше мнение.

Но вот два года и четыре сессии позади, настало время сдавать госэкзамены. Про немецкий потом расскажу, а английский и методику преподавания сдал на пятёрки. Вышел из аудитории – и чувствую: всё, я по-английски не знаю ни слова. Спроси меня сейчас, как зовут – не отвечу. Донёс до экзамена – и сдал.

Точь-в-точь как в своё время контрольную по алгебре за курс средней школы: написал (вернее, списал, спасибо Диме Иванову), – и всё! Всё испарилось, кроме четырёх действий арифметики, процентов и отчасти действий с дробями.

Почему?..

Причины неудач

Да потому что и английский, и алгебра – так и остались быть снаружи меня. Можно съесть яблоко – а можно положить его в карман и таскать с собой. И в том и в другом случае яблоко у меня. Но в первом оно стало мной. А во втором – в конце концов, я либо сдаю его экзаменатору («Здравствуйте, я не люблю яблоки, вот, возьмите, пожалуйста! Всё хорошо? Спасибо, до свидания!»), – либо оно сгнивает у меня в кармане.

Стоп, но ведь я люблю яблоки!

И тут приходит на помощь Симон Львович Соловейчик: да забудь ты (говорит он) про то, что тебя десять лет заставляли есть это яблоко. Вынь его из кармана, полюбуйся, какое оно румяное, сочное, вдохни несравненный аромат – и откуси. И съешь. Не торопясь. Из любви к ближнему яблоку твоему. И никому не сдавай! Ну, если хочешь – поделись с товарищами.

Ну, хорошо. Мы полюбим это яблоко, и сжуём его с настоящим аппетитом.

А почему раньше-то этого не сделать, когда «даром преподаватели силы со мною тратили»? Почему английский в качестве школьного и университетского «предмета» остался несъеденным? Ведь даже сейчас, преподавая английский взрослым, я не говорю на нём свободно, как на том же французском, а должен с трудом конструировать каждую фразу в уме, и бороться с заплетающимся языком.

Попробуем суммировать факторы, которые привели к такому положению вещей.

1. Неинтересные, эмоционально сухие учебники.

2. «Транскрипция».

3. Бесконечные переводы на родной, убивающие в зародыше саму возможность понимания английского: зачем мозгу английский, если всё переведено на русский? И с другой стороны: бесконечные переводы приучают к тому, что единственный способ понять иностранную речь – это перевести её на родной язык. Никто не замечает подлога: чтобы перевести на родной, речь сначала нужно понять.

4. Топики – зазубривание длинных текстов, остававшихся только и исключительно в кратковременной памяти и испарявшихся после «сдачи».

5. Отсутствие живой беседы.

6. Отсутствие звучащего языка. Тексты, тексты, тексты…

7. Опора не на восприятие – воспроизведение – творчество, а на понимание – конструирование.

8. Страх перед учителями и работа на оценку.

Соответственно, достигнут был именно тот результат, на который всё и было направлено: программа выполнялась, оценка выставлялась – только языка не было.

Но не кажется ли вам, дорогой читатель, что за всем этим стоит ещё что-то? Ведь и учителя бывают внимательные, заботливые и любимые; и программы удачные, и учебники интересные. И много воды утекло с тех пор, и в школах многое переменилось, и всё не так безнадёжно, как было раньше… А дети продолжают выходить из школы с оценкой, но без языка… Некоторые. А другие с языком. При тех же учителях, учебниках и программах. Как так?

Вот, скажете, Америку открыл! А то мы не знаем, что одни дети учатся хорошо, а другие плохо! Да? Другие плохо? А почему? И что значит «хорошо» и «плохо»? Затрону только одну сторону всего этого школьного учения, ту, что мне представляется основной. Мы успешно учимся только тому, чему хотим научиться. А ещё успешнее – тому, чему хотим учиться.

Кто из сидящих на уроке английского в школе просился туда? Умолял, чтобы его взяли? Учитель ему: «Мал ещё!» А он: «Да я сам уже поздороваться могу, и стишок выучил, и как «спокойной ночи» будет, знаю! Ну, можно, я приду?» Что, смешно?.. А я вот не шучу. Это упрашивание – есть условие sine qua non настоящего обучения: не просто сильное желание учиться, именно учиться, а не научиться – но готовность принять участие в любых занятиях, в любой форме и у того учителя, который встретился на жизненном пути. Готовность делать то, что не нравится, выполнять трудные задания, не всегда понимая, «зачем это нужно»…

Как вы считаете, почему подмастерья средневековых ремесленников создавали шедевры – и только после этого их зачисляли в цех, – а ученики современных учителей после окончания школы делают по пять ошибок в одном слове? Именно поэтому. Те стремились учиться, из кожи вон лезли, пять лет за хозяином объедки убирали и на пороге спали – лишь бы выучиться. А этих насильно в школу гонят. То есть в первый-то день дети идут в школу охотно. И во второй, пожалуй, тоже. А вот на третий…