Любовь в награду

Однако она ласково, но решительно оттолкнула его.

Филипп, качнувшись, отошел назад.

Элайза отодвинулась в противоположную сторону шага на четыре, чтобы он не смог дотянуться до нее.

Они остались стоять на ковре на расстоянии нескольких футов друг от друга.

Ла Вей медленно выдохнул, чтобы унять учащенное дыхание, попытаться удержать рвущееся из груди сердце. Для того чтобы прошло возбуждение, потребуется больше времени.

Настало оглушающее молчание.

Принц потерял счет времени: они смотрели друг на друга минуту или час?

– Я не могу, – наконец сказала Элайза.

Ее слова прозвучали, как мольба.

Принц все еще не мог говорить.

– Вы должны понять, Филипп, что я… не хотела, чтобы у тебя создалось впечатление, будто я… будто я…

– Этого не было, – поспешил уверить Элайзу Филипп, что бы ее ни тревожило. – Это я позволил себе лишнего. И вина полностью на мне.

Ла Вей поздравил себя с тем, что к нему вернулся дар речи, несмотря на то что голос у него все еще был хриплым, а голова кружилась, словно он продолжал танцевать вальс.

Он не просил ее что-либо объяснять. Слова «я не могу» могли означать что угодно – ее сына, ее состояние, ее мужчину.

Элайза быстро кивнула. Она все еще тяжело дышала, и это было ему приятно.

– Я должен извиниться? – тихо спросил он.

Элайза покачала головой – резко, яростно.

Он почувствовал благодарность.

– Но я все же попробую: прошу прощения за те переживания, которые вас сейчас терзают, Элайза. Возможно, все дело в вальсе… Этот танец считается весьма эротичным.

Элайза засмеялась:

– Да уж. Во всяком случае, в нашем исполнении.

Ла Вей с облегчением услышал ее смех.

– Вероятно, мы просто расслабились. Вот и все, – сказал он.

– Да. А вы, наверное, вновь ощутили себя французом.

– Это французская версия вальса, и я вел себя как француз.

– Стало быть, в субботу вы станете событием бала. А в воскресенье ощутите себя изнуренным.

Филипп засмеялся.

Элайза засмеялась.

Смеяться ему было больно, потому что впервые в жизни он смеялся вместе с женщиной, которая ему очень нравилась и которую ему хотелось уложить к себе в постель, чтобы абсолютно изнурить себя, занимаясь любовью с ней…

И встретить вместе с ней утро. Потом – другое утро.

Кажется, они сказали друг другу все, что можно было сказать.

– Вы сердитесь? – рискнула спросить Элайза.

Ла Вей удивился.

– Сержусь? Нет! Я не животное и не феодал, который требует от своих слуг своеобразных услуг. Я не сержусь и больше ничего от вас не потребую.

Хотя, конечно, ее вопрос слегка рассердил его.

Но своими словами Филипп вновь воздвиг между ними стену. «Феодал», «слуги», «требовать»… Отчасти он пошутил. Отчасти сам факт существования преград между ними сердил его, потому что перед ним была женщина, которую он хотел так сильно, как, кажется, никогда не хотел ни одну другую.

Элайза подняла руку, как будто хотела прикоснуться к нему, успокоить его, но тут же опустила ее на место, потому что у всего есть свое место.

– После бала вам станет лучше, – тихо сказала Элайза.

Похоже, она права.

Силу страсти надо умирять. Без сомнения, она достигла такого накала из-за их близости. Но как только лорд Ла Вей окажется в окружении равных себе людей – богатых и хорошо воспитанных, утонченных, умело флиртующих, в красивых нарядах, – возможно, он ощутит неловкость из-за того, что томился по экономке.

Но сейчас она была так хороша, что это вызывало у него боль. Ему казалось неправильным даже стоять на расстоянии от нее. Ведь всего лишь два шага – и он может снова заключить ее в объятия.

Филипп знал, что сможет уговорить ее. Своим умением обольщать он может завоевать любую женщину. Но с Элайзой он так вести себя не будет.

Ла Вей приосанился.

– Разумеется, – сказал он.

Ему показалось, что ее лицо потемнело, хотя, возможно, на него упала тень угасающего дня.

– Так это все? – спросила Элайза.

– Да, миссис Фонтейн. Это – все.

Глава 17

Филипп решил сбежать от суеты, связанной с подготовкой к ассамблее, и прогуляться до «Постлетуэйтс Империум», чтобы узнать, нет ли ему писем.

Он надеялся, что время сотрет воспоминание о поцелуе с Элайзой. Вместо этого с того самого мгновения, когда Элайза сказала: «Я не могу», – оно обрело мифический оттенок. Ведь слова «я не могу» вовсе не означают, что она никогда не будет близка с ним.

Ла Вей был настолько погружен в размышления об этой возможности, что с удивлением обнаружил, что уже находится у магазина, хотя почти не помнил, как туда шел. Он остановился, проверяя свое тело, прислушиваясь к нему. Он задыхался, но совсем чуть-чуть. Ему было больно, но боль не была невыносимой.

И все же принц и задыхался и испытывал боль в результате простой прогулки по холмам. Если бы шесть головорезов напали на него сейчас, они оставили бы на месте схватки мертвеца. Осознав это, Филипп почувствовал, как от нетерпения опять напрягается каждый его мускул, поэтому толкнул дверь магазина сильнее, чем надо.

Висевшие над дверью колокольчики подскочили и яростно зазвенели.