Любовь в награду

Оказавшись внизу, Филипп на миг остановился, как ныряльщик, готовящийся всплыть на поверхность.

Проверяя себя, Филипп попытался представить Александру, леди Придо, такой, какой видел ее в последний раз. Он ждал… чего-то, что вспыхнет или зашевелится в нем. И, похоже, его сердце даже обрадовалось при мысли об Александре, хотя, возможно, она просто ассоциировалась у него со счастливыми воспоминаниями.

Ла Вей ухватился за надежду на эту радость, потому что уже начал опасаться, что его сердце больше никогда не дрогнет из-за кого-то, кроме Элайзы.

Ла Вей был искренне удивлен, что может гордиться тем, как выглядит дом. Хорошо освещенный холл был залит мягким, сказочным светом, от всего и от всех собравшихся, казалось, исходило сияние. Мелькали радостные улыбки, шелк, тафта и мыски туфель поблескивали, каблуки стучали по натертому до блеска полу, отбивая приятный ритм рила. Ла Вей замедлил шаг, чтобы насладиться этим зрелищем.

Александру нельзя было не заметить в толпе.

Она всегда умела ослеплять. У нее был внушительный вид, но и сам ее характер сложился из ожиданий, которые ей внушали с самого детства. Ее убедили, что она будет купаться во внимании, люди будут за ней ухаживать, радоваться ее обществу и встречам с нею.

Получалось, что он ошибается: Александра не была совсем уж невыносимой.

Филипп пробирался к ней сквозь толпу гостей, но неспешно, даже лениво. Он останавливался, чтобы со всеми поздороваться, представиться тем, кого не знал, обменятся с гостями несколькими словами, поблагодарить за то, что приняли его приглашение и пожелать им хорошего вечера. Он очаровывал гостей с привычной для него легкостью.

Александра наблюдала за ним. Когда он наконец приблизился, она наградила его сверкающей улыбкой.

– Вы всегда удивляете меня, Алекса. Как раз тогда, когда я начал думать, что постепенно привык к вашей красоте… – Филипп изобразил, как в его сердце попадает стрела.

Рассмеявшись, Александра слегка похлопала его по руке сложенным веером, а потом задержала веер на руке – точно так же ребенок хватает игрушку и говорит: «Моя!» Она хотела, чтобы каждая из собравшихся женщин заметила это.

На Александре было платье ледяного голубого цвета – почти такого же, как цвет ее глаз. Она имела этот наряд не благодаря своей изобретательности, а купила его, и купила за большие деньги. У нее было огромное количество подобных платьев.

Ее волосы медового цвета были уложены в затейливую прическу – сетку из пересекающихся на затылке тоненьких косичек, которые были заколоты шпильками с камнями, весьма напоминающими бриллианты. Прическа была настолько изысканной, что Александре наверняка понадобились усилия не менее чем четырех горничных, умевших работать сообща.

Ла Вей спросил себя, не существует ли какого тайного общества для таких горничных, посещать которое дозволено только леди?

Два соблазнительных локона, нарочно вытащенные из прически, обрамляли ее лицо по бокам. Конечно, из прически леди Придо никогда случайно не выбьется ни один волосок.

Очень немногое Александра делала случайно.

Ла Вей представил спиральку черных волос, выбившихся из прически на бледную щеку, и тут же ощутил беспокойство.

Он бросил взгляд на убегающую вверх лестницу, хотя Элайза наверняка находится в кухне или, возможно, в небольшой гостиной, где помогает дамам приводить в порядок свои юбки и поправлять растрепавшиеся прически.

– Вы роскошно выглядите, Филипп! – заявила Александра. – Похоже, с годами вы становитесь только интереснее. Мой отец по этой причине копит бренди. Подозреваю, что он все же попробует его на смертном одре и после этого умрет счастливым.

Филипп рассмеялся:

– Надеюсь, мне не придется заботиться о своей внешности, чтобы хорошо выглядеть на смертном одре, Алекса?

– Я предпочитаю не откладывать удовольствие, когда это возможно.

Ла Вей знал, что Александра всегда обладала невероятной уверенностью в себе, ей нравилось считать себя странной и современной. Когда-то это казалось ему забавным: он был снисходителен к ней, как к котенку, забравшемуся на руки по панталонам. Но почему-то сейчас все это стало ему казаться слегка… Ну все равно что пойти на пикник, когда солнце уже неумолимо катится к закату. Это утомляло.

Филиппу было известно, что он остается предметом ее желаний. Он все-таки Бурбон, пусть и далекий от французского двора. А это что-то да значит. И это «что-то» всегда вдохновляло Александру.

– Какая прелесть! – разулыбалась Александра. – Ваши лакеи носят почти такие же ливреи, какие были у слуг в Ле-Пьер-Держане, Филипп.

– Да, и это помогает мне чувствовать себя… как дома.

Филипп сам был поражен, когда понял, что это абсолютно соответствует действительности.

– Нет ничего более великолепного, чем Ле-Пьер-Держан, Филипп. Я всегда представляла себе, что живу там.

Хорошая возможность пообещать ей: «И в один прекрасный день Ле-Пьер-Держан станет вашим». Еще несколько месяцев назад в таком же разговоре Ла Вей вполне мог сказать такое.

Но сейчас он был не в состоянии выдавить из себя такие нужные Александре слова, поэтому между ними воцарилось забавное короткое молчание.