Любовь в полдень

— Да-да, ты прав. Импозантный, внушительный, артистичный. Он стремится постоянно находиться в центре внимания, а иногда даже способен напасть. Но за мошной гривой, острыми клыками и грозным рыком все-таки скрывается кошка.

— А кто же в таком случае ты?

— Хорек. Мы, мелкие грызуны, склонны собирать всякие вещицы. Когда мы бодрствуем, постоянно заняты, хотя любим подолгу спать. — Она широко улыбнулась. — А еще хорьки очень нежны и верны.

Кристофер всегда представлял, что в его доме будет царить безупречный порядок благодаря благонравной рачительной супруге, способной вовремя вникнуть в каждую мелочь. Ну а вместо этого судьба преподнесла сюрприз: невесту, которая без смущения разгуливала в бриджах, в то время как по комнатам бегали, бродили, ползали и прыгали разнообразные существа.

Его искренне восхищали осведомленность и компетентность Беатрикс в сложных вопросах, в которых дамы, как правило, ничего не смыслили. Она умела работать молотком и рубанком, а верхом ездила лучше всех женщин и увереннее многих мужчин. Невеста обладала оригинальным, живым и острым умом, сочетающим рациональное начало с интуицией. Но чем ближе Кристофер узнавал Беатрикс, тем яснее чувствовал спрятанную в глубине души неуверенность, уязвимость. Осознание собственной непохожести на других нередко склоняло ее к одиночеству. Скорее всего особенность коренилась в ранней смерти родителей, а именно матери: оставшись сиротой, девочка решила, что та ее бросила. В какой-то мере сказалось и то обстоятельство, что судьба поставила семейство Хатауэй на неожиданно высокую ступеньку социальной лестницы. Существование среди аристократов не просто предполагало соблюдение строгого свода правил, а требовало определенного образа мыслей, мироощущения и поведения — качеств, воспитанных с рождения. Даже если бы Беатрикс очень старалась, ей все равно не удалось бы достичь врожденной утонченности молодых леди из высшего общества.

И за это Кристофер любил ее еще больше.

На следующий день после предложения руки и сердца капитан Фелан неохотно отправился к мисс Мерсер. Он понимал, что поступил не лучшим образом, и готовился принести извинения. Впрочем, легкое сожаление, которое он мог бы испытывать по поводу невольного обмана, испарилось, едва стало ясно, что сама Пруденс нисколько не раскаивается в собственном двуличии.

Беседа прошла не самым приятным образом, если не сказать большего. Очаровательное личико мисс Мерсер покрылось багровыми пятнами ярости, а кричала она, словно ошпаренная кошка.

— Вы не имеете права бросать меня ради дикой, темноволосой уродины и ее ненормального семейства! Сразу превратитесь в посмешище! Половина этого сброда — цыгане, а вторая половина — сумасшедшие. И все они — грязные крестьяне без связей и манер. Будете жалеть до конца своих дней! Беатрикс — грубая, неотесанная девчонка и нарожает выводок себе подобных!

Стоило Пруденс на миг замолчать, чтобы перевести дух, как Кристофер спокойно заметил:

— К сожалению, далеко не все способны вести себя столь же изысканно, как мисс Мерсер.

Пуля, естественно, пролетела высоко над головой, и обиженная молодая леди продолжала визжать, как базарная торговка.

А тем временем в сознании Кристофера возник иной образ. Нет, вовсе не одно из страшных, мучительных военных воспоминаний, что являлись обычно, а мирная картина недавних дней… спокойное и сосредоточенное лицо Беатрикс в те минуты, когда она лечила раненую ласточку. Бережно привязала сломанное крылышко к невесомому телу и показала, как кормить птицу. Наблюдая за процессом, Кристофер поразился изяществу, точности и силе любимых рук.

И вот сейчас, стоя перед бушующей мегерой, он с сочувствием думал о том несчастном, которому она достанется в жены.

Вскоре в гостиную вошла встревоженная шумом миссис Мерсер и, как могла, попыталась успокоить дочь. Кристофер воспользовался подвернувшейся возможностью и поспешил уйти, сожалея о каждой минуте, впустую потраченной в обществе Пруденс.

А через полторы недели жители Стоуни-Кросс с содроганием узнали, что мисс Мерсер исчезла вместе с одним из своих давних поклонников, представителем местного дворянства.

В то утро, когда произошло тайное бегство, в Рамзи-Хаус пришло письмо, адресованное Беатрикс Хатауэй. Пруденс Мерсер, видимо, писала в спешке. Неопрятно нацарапанное, заляпанное кляксами послание представляло собой собрание нелепых обвинений и мрачных предсказаний, приправленных многочисленными ошибками. Расстроенная и уязвленная, Беатрикс показала листок жениху.

Кристофер бегло прочитал, сморщился и разорвал желчный пасквиль на мелкие куски.

— Что ж, — заметил он, — все-таки она удосужилась кому-то написать.

Беатрикс попыталась изобразить укоризну, но вместо этого лишь рассмеялась.

— Не иронизируй. Чувствую себя самой настоящей преступницей.

— Почему? Как видишь, Пруденс угрызений совести не испытывает.

— Она обвиняет меня в краже жениха.

— Во-первых, я никогда ей не принадлежал. А во-вторых, это вовсе не игра «передай сверток».

Сравнение насмешило.