— Ты сестра Рейниты? — я кивнула головой, но Эрнан продолжал казаться смущенным. — Серьезно? Но вы совсем не похожи.
— Верно, — подтвердила Рейна, со смехом, который выручил меня, — в общем.
— В общем, вы непохожи, — повторил Эрнан, повышая голос, как будто рассердился. — Ту часть тела женщин нельзя увидеть.
— Эрнан, пожалуйста, не будь вульгарным, — голос женщины трещал, как ручная пила.
— Я чувствую себя так, будто меня расстреляли из пулемета, — ответил он тихо, словно вынужден был произносить каждый слог сквозь зубы, прежде чем дать им прозвучать.
— Эрнан, успокойся, сядь, у тебя закружится голова, ты так ее задрал…
— Не так-то это легко сделать, мой друг…
Я с силой сжала запястье Агустина, пока жаловалась на то, что последняя рюмка, усилила тошноту, которую мне внушала эта компания.
— Это мне напоминает фильм, который я смотрела много лет назад на кинофоруме, на котором я была, когда изучала историю искусств. Я не помню точно, но, по-моему, он был скандинавским… — В этот момент со мной случился приступ дикого хохота, — но как минимум он должен был быть немецким. Я снова начала смеяться, не в состоянии остановиться и заразила смехом Агустина. — Все говорят кучу разных вещей, но никто не поможет мне вспомнить… В общем я раньше была не такой рассеянной.
Мы с Агустином прижались друг к другу, не переставая смеяться, пока моя сестра не пронзила нас взглядом.
— Успокойтесь, — сказала она.
— Рейна… — произнесла я. — Ты не знакома с Агустином, верно? Я очень хочу вас познакомить.
Агустину понадобилось время, чтобы успокоиться, как, впрочем, и мне. Он хотел было сделать несколько шагов к столику наших знакомых, которые сидели справа, так нам удалось бы избежать этого неприятного разговора. Но тут Эрнан, который не отпускал мое запястье, повернул меня лицом к себе.
— Давай, давай! — и он продемонстрировал свою приятную сторону, которая, возможно, была самой отталкивающей. — Значит, ты сестра Рейниты и подружка Квазимодо, и вот еще… Скажи мне, ты с ним спишь?
«Какого черта тебя это волнует», — хотела я сказать, но все же отдавала себе отчет в том, что следует обдумать свой ответ. Мне очень хотелось нагрубить Эрнану, но я сдержалась и ответила:
— Да, конечно, я с ним сплю. Очень часто. Почему ты об этом спрашиваешь? Хочешь куда-то записать?
— Конечно, Агустин и ты, есть чему удивиться.
— Знаешь ли… — и я приложила усилие, чтобы освободить свое запястье от его пальцев.
— Что? — спросил Эрнан с лучезарной улыбкой, не готовый принять вторую часть фразы, которую я оставила на обдумывание.
— Заткнись! — я рассмеялась жутким, грубым, высоким смехом, по сероватому лицу Эрнана я видела, как сильно он расстроился.
Я бросилась искать Агустина. В этот миг я чувствовала в себе столько энергии, что, наверное, могла бы зажечь ртом электрическую лампочку. Когда я встретила его, прошептала:
— Пойдем.
Мои щеки залились краской, глаза блестели, а ноги подкашивались. Агустин все понял и, попрощавшись со своими друзьями перед уходом, рассмеялся.
— Расскажи мне.
Он продолжал смеяться, когда мы забрали свои пальто и вышли на улицу. Я с трудом нашла в моей сумке парковочный талон, когда рассказывала о том, что произошло со мной.
— Надеюсь, что все это тебе не повредит, — сказала я в лифте, который вез нас на третий этаж, неожиданно серьезно.
— Что?
— Ну, моя сестра, то, что я сказала этому типу с радио, и все такое… Он твой шеф. Разве нет?
— А, ну только в теории, — успокоил меня Агустин с улыбкой, пока ждал, когда я дойду до маминой машины, которую у нее одолжила, потому что моя была в ремонте. — Он открыл дверь машины, и я села на свое место. — Он тот же диктор, хотя и стоит у руля.
— По меньшей мере, — я нажала на кнопку, которая регулировала позицию кресла водителя, маленькая роскошь, к которой я не могла привыкнуть, пока подголовник не наткнулся на край заднего сиденья.
— И все же, — продолжил Агустин, который покорно опустил кресло за спиной, чтобы расположиться с комфортом, пока я изворачивалась, чтобы засунуть одну ногу между его ногами, — он большой, даже великий бабник… Ты видела, с кем он водится?
— Так лучше, — сказала я, наклоняясь над ним, — ты не представляешь, как это меня радует…