Разница в росте давала мне возможность почувствовать собственное превосходство, но мне было просто необходимо для этого быть рядом с ним, этот факт делал мое пребывание здесь даже более приятным. Когда я шла рядом с Агустином, то замечала, как мужчины следят за мной глазами. Все они были невероятно красивыми. Я читала на их губах один и тот же вопрос и улыбалась про себя: «Я с ним, а не с вами, потому что нам есть о чем поговорить, а вы даже не знаете, что сказать, а еще он вызывает во мне желание». Что происходит? Женщины периодически придирчиво окидывали взглядом наши с Агустином фигуры и лица, а я только улыбалась на это, словно хотела сказать: «Конечно, я тоже все вижу, но мне он нравится». Я не была влюблена в Агустина и сомневалась в том, что он был влюблен в меня. Я сознавала, как сильна наша связь, и спросила себя, могла бы я жить так в течение долгих лет, возвращая разумную часть всего, что я потеряла, когда потеряла Фернандо. Дело было не в одежде, это обстоятельство не могло быть плохим, потому что было, скорее всего, хорошим для меня, потому что я это чувствовала, и я была наивной до встречи с Фернандо.
Несмотря на это, судьба не захотела подарить мне вирус гриппа этой ночью, не дала шанса упасть с лестницы, чтобы сломать щиколотку, не отравила алкоголем можжевеловой водки, не свела с ума этим беспокойным праздником, какими было большинство праздников. Мы пересекли зал огромное количество раз в направлении бара, единственном месте, где мы еще не начали, мы были действительно веселы и развлекались. Тут случилось то, что заставило меня по-настоящему забеспокоиться. Какой-то тип поднял руку и помахал нам, приглашая подойти к себе, Агустин обнял меня за талию и повел туда с безошибочно угадываемым выражением сильного желания на лице, но не оставляя мне другого выбора.
— Привет, Эрнан.
— Привет.
Я подняла глаза и увидела маленькую бородку, а потом, рассмотрев этого человека внимательнее, пришла к выводу, что это было одно из наиболее неприятных созданий, которых я когда-либо встречала. Ему, должно быть, было более пятидесяти лет, и, хотя он даже не удосужился встать, он казался очень высоким. Его тело отбрасывало тень вперед, особенно его уродливый живот, который был не просто огромным, он, казалось, вот-вот взорвется. Я видела гораздо более тучных мужчин, но ни один из них не был так похож на свинью. Я видела мужчин более крупных, но никто из них не казался каким-то внутренне старым, и никогда при этом мужчина не казался таким мужественным и смелым, а Эрнан был именно таким. Он произвел на меня сильное впечатление — его грустное лицо, опущенные ресницы, открытый рот, двойной подбородок. Одна его бровь было поднята, что придавало лицу какое-то отвратительное, мерзкое, выражение, он как-то гадко смотрел на меня — так на ярмарке фермер смотрит на корову.
— Ты не мог бы представить меня твоей подруге, нет? В конце концов, я твой начальник.
Пока Агустин произносил мое имя, я с силой сжала его руку, вернее, я попыталась ее сжать. Другая моя рука отвечала на приветствие Эрнана. Я пожала его руку, вялую и потную, которая скользнула между моих пальцев как рука женственного, изнеженного епископа.
— Привет, — сказала я, чтобы сказать хоть что-то. — Как дела?
— Малена!
Продвигаясь вперед, я не заметила, что я здесь не одна, не обратила внимания на двух женщин, сидящих рядом, и на то, что они отлично слышали наш разговор. Они были похоже причесаны, сидели за столиком, потом подошли к нам. Эрнан пожал их руки, пока медленно и тяжело поднимался, как автоматический механизм, который был запрограммирован только на голос.
— Привет, Рейна!
— Но, Малена! Что ты здесь летаешь? — сестра смотрела на меня так, словно мое присутствие на этом празднике, на который было приглашено семьсот или восемьсот человек, представляло собой чудесное событие.
— Как видишь, то же самое, что и ты, — ответила я, поднимая бокал, — пришла выпить.
— Вы знакомы? — по непонятным мне соображениям Эрнан выразил удивление более сильное, чем Рейна.
— Конечно, — ответила я, — мы сестры.
— Двойняшки… — протянул единственный голос, который до сих пор ничего не произнес, и, прежде чем пас представили, я поняла, кто эта женщина, — примерно сорока лет, натуральная шатенка с седой прядью надо лбом, чистое, без макияжа лицо, жесткие черты лица, за исключением глаз, голубых и круглых. Это была Химена. Она была одета в длинный пиджак лососевого цвета и какие-то брюки, как для игры в поло, узкие. Такой комплект одежды я видела на Рейне не один раз.
— Близнецы, — поправила я. — Не более чем близнецы… И этого с нас достаточно.
Та необыкновенная быстрота, с которой ее муж схватил меня за запястье, заставив посмотреть на него, не помешала мне отметить в ее ответе особенный подтекст, почти фамильярный. У меня не было времени и возможности определить, какую цель преследуют эти люди, у которых в голове — сексуальные фантазии с близнецами. Все произошло очень быстро, и в этот раз я не обратила достаточного внимания на обеих женщин.